Игорь Никулин - Золотой капкан

— А если летчик успел включить маяк? — спросил с надеждой Чехлов.

— С радаров мы скорее всего пропали задолго до падения. Наверное, в одно время с потерей связи. Сколько после этого еще пролетели?

— И главное, в каком направлении? — задумался Протасов.

— Верно. Так сколько квадратов им надо обшарить, прежде чем найти нас? В тайге это ничуть не легче, чем иголку в стоге сена. Да и найдут ли вообще? Я сильно в этом сомневаюсь.

— Но шансы… — произнес Протасов. — Нет оружия, еды…

— Есть оружие! — сказал Иван и выдвинул из чехла охотничий нож. — Еда? Добудем. Но сидеть сложа руки нельзя. Впрочем, я никого не уговариваю. Люди вы взрослые. Только запомните: поодиночке в тайге не выжить.

Это было понятно и без его слов. Особенно горожанину, привыкшему к непременным атрибутам цивилизации вроде электропечей и набитого полуфабрикатами холодильника. Здесь окорочка просто так из морозилки не извлечешь и на сковородку не бросишь. Их сначала добыть надо.

Но наличие такого проводника, каким был Иван, повышало шансы на выживание.

— Другого выхода нет, — ответил за друзей Протасов. — Но сейчас надо бы развести костер. Вымокли…

Буркнув что-то, Ирина с гордо поднятой головой отсела в сторону, оставаясь при своем мнении. Ольга в спор не влезала. Держала больную руку на перевязи, покачивая ее, словно убаюкивала, усыпляя боль.

— Олег, оставайся с женщинами, — Иван поднялся и позвал Протасова. — Пойдем. Сушняка поищем.

Солнце быстро закатилось за косматые вершины, и сумерки, опустившиеся на землю, сгущались.

Уже впотьмах на берег вышли Протасов с Иваном, неся охапки сухого валежника. Сучья аккуратно составили пирамидой. Собрав в пучок тонкие ветви, Иван поднес к ним зажигалку, вспыхнувший огонь перекинулся на них и жадно затрещал.

И скоро запылал костер, обдавая рассевшихся вокруг волнами жаркого воздуха. От мокрой одежды поднимался пар.

Подсев ближе к огню, Ирина задумчиво смотрела на обугливающиеся, выстреливающие искры, головешки.

— Есть охота, — нарушила она тягостное молчание.

Протасов вздохнул — затронула больную тему. Желудок уже извелся, и заморить прожорливого червячка было нечем. Продуктов в дорогу они не брали, рассчитывая, что к вечеру окажутся на охотничьей базе, где есть запасы. И, покидая впопыхах гибнущий «Ми-8», они бросили то, что в тайге ценится на вес золота — карабин. Как быть без него, Протасов не представлял.

Иван завозился, подбросил в угасающее пламя лапник. Ветка вспыхнула, как порох закраснели, съежились сгоревшие хвоинки. Жаркая полоса заплясала на его нахмуренном лице.

«Картошка бы не помешала», — думал Иван представляя, как выкатывает из-под тлеющих углей дымящиеся клубни, как, обжигаясь, снимает подгоревшую корочку. Сглотнул слюну и сказал:

— Придется потерпеть… до утра.

— Потерпеть? — подняла голову Ирина. — А утром что изменится? Или манна небесная просыплется на нас?

— Зачем так? — обиделся Иван.

Чехлову стало неудобно за поведение жены, и он недовольно ее одернул:

— Прекрати…

— А что… прекрати! Какого нам лапшу на уши вешать? До утра… Загнемся мы, это хоть понятно?

— Давайте спать, — буркнул Иван, не собираясь встревать в склоку. — Завтра нам предстоит пройти километров двадцать.

— Натощак?! — возмутилась она. — Да я шага отсюда не сделаю!

«Надо же, какая стерва, — неприязненно думал Протасов, укладываясь рядом с женой. — Вздорная бабенка, оказывается. Привыкла ко всему готовому, чтобы на блюдце с голубой каемочкой… Вот ее и ломает. И Олег хорош, не может жестче взять ее в оборот».

Вроде и дружат семьями, хотя встречались с Чехловым не часто, два или три раза в год, и то по большим праздникам. В те редкие вечеринки Ирина представала перед ними совершенно в ином свете: уверенная и знающая себе цену, самолюбивая до крайности и независимая. Эмансипированная, казалось, дамочка.

Теперь же, после перенесенного потрясения, с нее осыпалась шелуха, обнажая истинное, не очень приятное лицо.

Не в деньгах счастье. Протасов лишний раз убеждался в справедливости прописной, на первый взгляд, истины…

— Олег, ложись спать, — говорил Иван разминающему затекшие ноги Чехлову. — Я тебя подниму часа через два с половиной. А ты — его, — кивнул на кутавшегося в куртку Протасова.

Как ни тревожен и ни насыщен событиями был минувший день, несмотря на возбуждение, Протасов закрыл глаза и довольно скоро ощутил тяжесть век.

Казалось, он только что задремал и уже ощутил нетерпеливое потрясывание за плечо, и ему поневоле пришлось подняться.

Он сел, протер глаза, изгоняя остатки сна, а когда окончательно проснулся, увидел лежащий перед собой нож. Передав «эстафету», Чехлов уже укладывался возле затухающего костра.

Утро только зарождалось. Ни намека на солнце, но небо на востоке уже посветлело, и таяли по одной в нем утренние, неяркие звезды. С реки, дрожа, поднимался зыбкий и влажный туман, заползал на берег, окутывая пеленой кусты.

Протасов спустился к воде и умылся. Вода показалась теплой, как парное молоко. Вернувшись к умирающему огню, поискал остатки хвороста. Но не нашел ничего, кроме осыпавшейся коры. Костер же таял и грозил зачахнуть совсем.

Подобрав нож, он вскарабкался, цепляясь за обвисшие жилы корней, на обрывчик и направился к деревьям.

Почти сразу он набрел на высохшее деревце с тонким корявым стволом, примерившись, сломал его ударами ноги. По округе эхом разнесся, распугивая все живое, оглушительный треск.

Водрузив комель на плече — сухая вершина при этом бороздила по земле, он вернулся на берег, наломал уцелевшие ветки, и костер, словно больной, получивший дозу лекарства, ожил. Пламя загудело и взвилось к небу.

С удовлетворением человека, сделавшего нужную всем работу, Протасов присел на корточки и протянул к огню озябшие ладони…

Тихое лесное утро, умиротворяющее потрескивание костра и душевное равновесие, наперекор всему воцарившееся в нем, привели его к неожиданной мысли: если не брать в расчет происшедшего вчера и предстоящего перехода, не так все плохо, как может показаться. Не зря ведь говорят: что ни делается, оно и к лучшему. И случившееся с ними — испытание на прочность, ниспосланное ему и Ольге свыше, которое должна испытать каждая семья и благодаря которому, быть может, они вновь соединятся в единое целое. Однако как быстро меняется жизнь. Еще сутки назад голова его была забита мелочными проблемами. Он суетился, их решая, и не было времени сесть и подумать: а то ли он делает, и эта ли постоянная суета есть смысл его земного бытия?.. И вот — он здесь, и никакие на свете деньги, партнеры и сделки не в состоянии ему помочь. А хорошо это или плохо, он пока не знал…