Говард Хайнс - Слепая ярость

Но не хватает им совсем другого, понимал Ник Паркер. Людям недостает страданий.

Если бы в молодости кто-то сказал ему об этом — поднял бы на смех или уж по крайней мере удивился бы чрезвычайно. Нужно было самому пройти через горчайшее испытание и наслушаться чужих исповедей, чтобы понять: человек достигает счастья через боль. Точнее, само по себе счастье недостижимо, слишком абстрактно. Счастье есть сам путь, состоящий из страдания и утешений, примирений с потерями.

Все эти мучающиеся и томящиеся женщины (а они составляли подавляющее большинство клиентуры Ника) были, как ни странно, на свой лад счастливы. Растравляя свои душевные раны, озвучивая свои потаенные переживания, они ловили совершенно непередаваемый кайф. Паркер понял это далеко не сразу и поначалу очень мучился от всего услышанного. Возвращаясь домой после очередной смены, ощущал себя вконец разбитым, выжатым словно лимон, как будто тяжеленные мешки таскал. Подолгу стоял под душем, как бы пытаясь смыть с себя липкую пленку чужих признаний, потом залпом выпивал стакан виски, подливал еще и еще — лишь бы поскорее забыться, выбросить из головы назойливо звучащие голоса. Так бы, наверное, и превратился в результате в немощного безвольного алкоголика — вот только этого еще недоставало… Но когда как-то одна тридцатилетняя разведенка (до сих пор помнится — Сара ее звали), сбивчиво излагая свои горести, залилась вдруг истерическим смехом — Ника вдруг осенило: ведь ей, как ни парадоксально, сейчас хорошо. Этот смех вовсе не защитная реакция организма, как принято считать, а именно что неосознанная радость, утоление болью.

С той поры он уразумел главное: этим людям, которые кажутся себе несчастными, впору позавидовать, ибо они испытывают то, ради чего и стоит жить. И успокоился. И начал находить нужные слова в разговоре со своими абонентками. И стал видеть женщин во сне.

Сознание прокручивало все те истории, о которых они ему рассказывали, живописуя услышанное вплоть до мельчайших подробностей. А учитывая, что истории эти были почти сплошь сексуального характера, содержание снов Ника Паркера было, по преимуществу, насыщенно-эротическим. Воображение, освободившись от контроля спящего хозяина, пускалось во все тяжкие и разыгрывало экстравагантнейшие постельные эскапады. Причем во многих из них Ник волей-неволей и сам принимал активное участие…

Говорят, что сон в действительности длится всего несколько секунд, — но Ник в это никак не мог поверить. Спал он обычно по шесть-семь часов, и у него оставалось твердое убеждение, что сознание его по ночам отключалось от силы на полчаса. Остальное же время было занято сновидениями.

Они отнюдь не утомляли Ника — напротив, освежали, придавали сил. И жизнь таким образом расширяла свои границы — пусть иллюзорно, не взаправду, но ведь, с другой стороны, переживание фантомных событий было реальным, ощутимым, так что еще вопрос — сильно ли отличается воображаемая действительность от сущей, осязаемой.

Порою, правда, случались казусы, оставлявшие неприятный осадок на душе.

Так, однажды Нику позвонила шестнадцатилетняя мулаточка по имени Салли. Долго мекала и бекала, принималась всхлипывать — и наконец рассказала о том, что накануне ее изнасиловали четверо дюжих ражих мужиков — все они были неграми. Разумеется, Ник тут же припомнил расхожий анекдот: «Как спасти женщину, которую собираются изнасиловать несколько черных? Бросить им баскетбольный мяч». Девчонке, конечно, он не стал пересказывать эту байку, поскольку в ее случае доброхота с мячиком поблизости не оказалось и отодрали малышку на славу. Ник попытался найти какие-то слова утешения, но все было тщетно: Салли хныкала все жалобней. И тогда ему в голову пришел довольно странный, но, как вдруг ему показалось, убедительный аргумент. «Послушай-ка, Салли, — сказал тогда он, — а не думаешь ли ты, что многие твои подруги могут только позавидовать тебе?» Девчонка на том конце провода явно опешила от неожиданности. «То есть как это?» — изумленно спросила она. «Да вот так уж, — ответил Ник, стараясь придать голосу беспечный тон. — Вспомни-ка, о чем говорят они обычно, если рядом нет мальчиков» — «О чем же?» — «Да все об одном и том же: где бы найти такого мужика, который отымел бы их по-настоящему, не в пример всяким сопливым пацанам, гоняющим на скейтах и надевающим кепочки козырьком назад», — уверенно заявил Ник. И по голосу Салли он понял, что попал в точку. «Ну… Вы правы, конечно…» — «Ну вот, видишь!» — торжествующе сказал Ник. «Но видите ли, — неуверенно продолжала Салли, — я тоже, честно говоря, была не против настоящего мужика — что правда, то правда. Но сразу четыре — не многовато ли?» Нику стало несколько неловко, но он безапелляционно отверг сомнения девчонки: «Четверо — это самое то. Вот если пять или шесть — и впрямь перебор. Хотя, с другой стороны, как посмотреть: это уж по потребностям. Но четверо и верно — норма для настоящей женщины. Так что можешь гордиться, Салли». — «А вы не шутите, а?» — робко спросила она. «Ни в коем случае! — сказал Ник. — Я лично, например, тобой горжусь. Ты просто чудо. Ты молодец, девочка, ты молодец». Совесть слегка кольнула его, но на абонентку такие слова произвели весьма благотворное воздействие, и через пару минут она уже вполне беспечно щебетала о том, как любит Майкла Джексона (в особенности хит «Черный или белый») и какую клевую маечку удалось ей недавно отхватить, — и в конце концов они положили телефонные трубки весьма довольные друг другом и состоявшейся беседой. Что ж, подумал тогда Ник, предположение оказалось верным: ведь, вероятно, любая женщина — а тем более такая малявка, еще толком не разобравшая что к чему, — втайне мечтает быть изнасилованной. Их удел — подчиняться, а угодив в жадные лапы четырех мужиков, ничего другого и не остается, как расслабиться и получить удовольствие. И если с умом отнестись к такой ситуации, то и впрямь можно найти свою хорошую сторону в происшедшем.

Весьма довольный собой, он вернулся домой и лег спать. И вот тут-то Салли ему сразу и приснилась… Ник увидел себя, шедшим по какому-то темному пустырю (все верно — в рассказе девочки как раз и упоминался пустырь). Вдруг ему слышатся какие-то сдавленные звуки, похожие на стон. Он оглядывается — кругом пустынно (со всех своих снах Ник представлялся себе зрячим). Стон повторяется — он переходит в крик и тут же смолкает, будто оборванный. Ник подходит к кустам на краю пустыря, раздвигает ветви — и что же? Он видит распятую на земле темнокожую мулаточку — и ему сразу становится понятно, что это именно Салли. Двое мордастых негров сидят на ее закинутых за голову руках, еще один удерживает ноги, а четвертый, взгромоздившись сверху, всей своей тушей вколачивается в тоненькое беззащитное тело. Салли вскрикивает — но тут же получает увесистую оплеуху. Теперь она только жалобно постанывает, — но эта бессловесная мольба, кажется, только придает сил черному верзиле, безжалостно таранящему ее лоно. Он грубо мнет руками ее крохотные грудки, вкручивается винтом меж смуглых бедер, похотливая слюна закипает на его губах. Прижатое к земле тело Салли напомнило вдруг Нику тушку освежеванного кролика, а сопящий насильник представился ему занятым своим делом мясником. В его движениях и впрямь чувствовался явный профессионализм… «Нехитрое ремесло как будто бы, но добротный навык — он всегда заметен», — подумал Ник, наблюдая за тем, как трахалыцик пошел на коду. Его бедра задвигались, словно в танце, фрикции стали более учащенными. Салли закусывает губы — чувствуется, что орудие насильника пронзает ее до самого донышка. Она вновь издает стон, — но тут к отчаянию уже примешивается наслаждение, которого она не может не испытать, ощущая в себе столь мощный и умелый поршень. Ник отчетливо слышит, как чавкает влагалище девчонки под напором настойчивого инструмента: что-то жалостливое и сладострастное одновременно ощущается в этих звуках. И тут верзила заработал, как бешеный: его тело забилось в экстазе, из горла донесся хриплый клекот. Он словно взлетает, опираясь на руки, над распластанной Салли, и тогда на мгновение становится виден его чудовищный член, похожий на дубинку, — но тут же этот черный приап вновь вонзается со всей силой в распаленный девичий грот, и снова выныривает наружу, и снова погружается в нежную глубь. И вот негр яростно зарычал — и Салли подхватила его рычанье: упругие струи ударили в ее пылающие недра, затопили влагалище. Насильник обмяк и отвалился набок — его вздыбленное орудие, конвульсивно сокращаясь, опадает на глазах, принимая вполне скромные размеры.