Сергей Гайдуков - Ядерный будильник

Полчаса спустя он вышел из гостиницы. На синем пластиковом стуле под тентом летнего кафе сидел мрачный, но традиционно элегантный Дюк.

— У меня две новости, — сказал Дюк Бондареву. — И обе плохие.

Так вот как выглядела смерть изнутри. Алексей внимательно осмотрелся и постарался запомнить. Хотя зачем запоминать? Если уж умер, так это надолго.

На первом году армейской службы колонна, в которой ехал Алексей, попала под обстрел чеченцев. В опасной близости от головы Алексея рванула граната, и он отключился, оглушённый и ослеплённый вспышкой. Алексей считал, что тогда он на несколько секунд умер — вместо зелёнки, БТР и грязных камуфляжей появился коридор белого света, и Алексей на несколько мгновений завис между своим уязвимым человеческим телом и этим коридором. Откуда-то появилось чувство, что определённо стоит проследовать до конца этого коридора, и Алексей уже согласился с этой идеей… Но тут что-то ухнуло — почти как вторая граната, — и Алексей закричал от боли. Он лежал в придорожной канаве, у него шла кровь из ушей и носа, и вокруг была та же самая грязь и та же самая боль, от которых он едва не ушёл по коридору белого света. Алексей поднял автомат и принялся палить в сторону зелёнки, доказывая факт своего существования на ЭТОМ свете, а не на каком-либо ещё.

А противоположный конец коридора, стало быть, выглядел вот так. Алексей почувствовал некоторое разочарование. Комната походила на операционную, только не в полевом госпитале, а в хорошей дорогой клинике, куда у Алексея при жизни шансов попасть практически не было. Здесь было очень тихо, очень чисто… Белые стены без окон. И ещё запах. Пахло чем-то таким медицинским.

У Алексея все ещё кружилась голова, руки и ноги были тяжёлыми, будто к каждой привязали по гире. Поэтому он сидел и не пытался шевелиться.

В комнате он был не один. Напротив сидел серьёзного вида мужик в очках и задумчиво разглядывал Алексея. Как бы плохо сейчас ни было Алексею, но он сообразил, что вряд ли это сам господь бог собственной персоной. Много чести. А вот как зовут таких специальных мужиков, которые встречают покойников и сортируют их между раем и адом, Алексей вспомнить не мог. Его никогда не интересовали эти религиозные штуки, даже на войне, когда обстановка сама собой подталкивает человека к мысли — нужно заранее позаботиться о загробной жизни, которая может начаться в следующую секунду. Иначе, того и гляди, останешься атеистически настроенным куском мяса с пулей в неверующей башке.

Теперь вот Алексей сидел и не знал, как обратиться к мужику в очках. Тот сам обратился к Алексею:

— Уже получше?

Алексей утвердительно качнул подбородком.

— Ты меня слышишь, понимаешь? Можешь разговаривать?

— Д-да, — со второй попытки выговорил Алексей, еле ворочая тушей языка.

— Я хочу с тобой просто поговорить. Задать кое-какие вопросы.

Алексей подумал, что это, должно быть, что-то вроде анкеты при приёме на работу. Что ж, порядок есть порядок.

Но вопросы оказались немного странными.

— Откуда ты узнал, что Олег Фоменко находится в доме на Лесном шоссе?

— Услышал по рации. По милицейской рации.

— И что ты собирался делать?

Врать после смерти — дело совсем уж последнее, так что Алексей не стал скрытничать:

— Думал, возьму его… Вроде как в заложники. Потребую, чтобы мать и сестру отпустили. Они-то в чём виноваты?

— Они ни в чём не виноваты, — согласился мужчина в очках. — И ты думаешь, твой план сработал бы? Полковник Фоменко согласился бы на твои требования?

— А что ему оставалось делать?

— Ну, брать заложников — это уже тяжкое преступление, терроризм. Фоменко мог подогнать спецназ, снайперов, и тебе бы влепили пулю.

— Вряд ли.

— У тебя есть какие-то идеи, мысли на этот счёт? Почему — «вряд ли»? Почему ты думаешь, что Фоменко не пошёл бы на шумное решение проблемы?

— Нет у меня мыслей… Просто думаю я так. Кажется мне, что не погнал бы он против меня спецназ, захотел бы по-тихому все решить.

— Интуиция. Понятно, — сказал мужчина в очках. — Ну а вообще — чего ты хочешь?

— Это как?

— Ты молодой умный парень, приходишь из армии и начинаешь как одержимый гоняться за каким-то подонком. Будто бы нет в мире дела важнее.

— А что, не надо было? Надо было простить? Типа, врезали по одной щеке, подставь другую?

— Я не об этом. Наверное, нужно было сквитаться с Олегом Фоменко. Но ты сделал это таким способом, что пустил под откос всю свою будущую жизнь. Ты уже не можешь вернуться домой, ты не можешь встретиться с матерью, тебя ищет милиция…

— Я всё сделал правильно.

— Наверное. Но разве обязательно было бить Олега Фоменко при людях? Люди в таких случаях перестают быть людьми и становятся свидетелями. Ты мог сделать все то же самое, но не засветиться.

— Подкараулить его в подворотне? И шарахнуть кирпичом по башке сзади?

— Ну хотя бы так. Это была бы месть, но тебе потом не пришлось бы бегать от милиции по всему городу.

— Я прав, — сказал Алексей. — И какого чёрта я должен скрывать, что я прав?!

— Все понятно, — сказал серьёзный мужчина в очках. Алексея перестало мутить, он мог концентрировать своё внимание, и теперь мужчина казался ему похожим на психоаналитика из американских фильмов — такой же вот рассудительный и всезнающий, единственный нормальный посреди окружающих его психов.

— Допустим, все у тебя получилось, — сказал мужчина. — Мать с сестрой выпустили, Олега Фоменко ты в очередной раз уделал. Что дальше? Что ты вообще собираешься делать?

Алексей не понял вопроса. Как это — дальше? Потом он вспомнил, что в заполнявшихся им раньше анкетах тоже попадались бессмысленные вопросы, и на них всё равно нужно было отвечать.

— Что я буду делать? — В голову ничего не лезло, и он выдал лживую отговорку, навязшую у него в ушах от многочисленных материнских советов: — Ну, работу искать, наверное.

«Только какая работа мне теперь светит?» — подумал он тут же. На круглом лице очкастого «психоаналитика» была написана примерно та же самая мысль. Алексей нахмурился — глупость ляпнул, не потрудился придумать что-нибудь поумнее. А что поумнее? А что вообще тут можно придумать, а?!

— Если ты действительно хотел найти работу, — мягко заметил очкастый, — то почему после возвращения из армии ты сразу занялся не поисками, а местью?

Дерьмо вопрос. Такой вопрос, что и отвечать-то на него глупо. Нечего отвечать, все и так понятно.

— Потому что месть была для тебя важнее.

Если сам все знаешь, чего спрашиваешь?! Да, так получилось. Да, значит, месть важнее. Важнее и проще. Потому что тут я знал, что мне надо делать. Знал и умел. Наверное, это всё, что я знаю и умею.