Сергей Гайдуков - Школа суперменов

— Ну-ка.

— Многие школы заказывают нам пошив школьной формы. Я распоряжусь провести маркетинговое исследование — как меняется количество школьников за последние десять лет. Сколько их сейчас, сколько было в девяносто втором году, сколько было мальчиков и девочек тогда, сколько сейчас... По ходу дела все нужные вам документы будут скопированы. И никто ни о чем не догадается.

— Ладно, — сказал Бондарев, приятно удивленный скоростью появления идей в голове Дворникова. — В смысле, звучит неглупо. Может выгореть.

— Мне нужно два дня, — сказал потомок дворянского рода. — Скажите, а ФСБ в курсе вашей работы? Просто у меня там есть знакомые, и они...

Бондарев посмотрел Дворникову в глаза. Как утверждал Дюк, война тех двоих бизнесменов вышла столь кровавой и масштабной именно потому, что одного поддерживала местная милиция, а другого — местное фээсбэшное начальство.

— Знаете, — задумчиво произнес Дворников. — У вас сейчас такой взгляд, как будто вы мне хотите сказать: «Еще один такой вопрос — и я сверну тебе шею».

— Приятно иметь дело с понятливым человеком, — сказал Бондарев.

Все, что окружало Белова, оказалось не просто зданиями или деревьями, улицами, памятниками или площадями — это был фасад, за которым скрывались следы.

Если Марина Великанова и ее семья (предположительно мать и бабушка или старшая сестра и бабушка) хотя бы недолго прожили в этом городе, то они должны были оставить следы своего пребывания. Какие это могут быть следы?

Девочка ходила в школу. Младшая из женщин — на работу. К ним заходил милиционер.

Значит, у девочки остались одноклассники, которые ее помнят. У женщины — подруги по работе. Милиционер — возможно, он все еще живет в городе. Вот они, рассыпанные по городу следы. И если первый цикл поисков закончится ничем, то можно будет перейти ко второму, собирая менее заметные следы, а потом к третьему...

Потому что ничто не проходит бесследно. Потому что люди живут среди людей, и даже когда человек исчезает или умирает, то остаются воспоминания, мысли об исчезнувшем. Или погибшем.

Алексей вдруг понял, что, думая о погибших, но оставшихся в памяти, он представляет свою сестру Алену, которая погибла летом. Она ушла, но неизбежно осталась в его мыслях. В его скорбных мыслях о том, почему в мире случаются такие несправедливые вещи. Гибель Алены была совершенно несправедливой вещью. Алексей не знал подробностей, но иногда ему казалось, что он и не хочет знать. Потому что тогда его скорбь превратилась бы в гнев, в ненависть, в желание отомстить. Отомстить хоть кому-то.

Алексей не хотел этого, потому что однажды уже позволил ненависти и мстительности завладеть собой. И это кончилось плохо. Это кончилось плохо для Алены, которую он и пытался защитить.

С такими соответствующими погоде мыслями он вышел к трамвайному кольцу. Трамваи здесь были такие же, как в родном городе Алексея, только разрисованные пестрыми рекламными картинками. Он сел в трамвай и посмотрел карту маршрута, вывешенную на стене. Где-то посередине синей ломаной линии он увидел кружок с надписью: "Гостиница «Заря». Там жил Бондарев, и Алексей воспринял это совпадение как намек — нужно найти Бондарева и изложить ему свои сегодняшние мысли. Может, они не слишком гениальные, но лучше хоть что-то, чем ничего. Пусть Бондарев поймет, что он не просто «зеленая молодежь» на побегушках.

Он спрыгнул на остановке "Гостиница «Заря», осмотрелся и увидел чуть в удалении от трамвайной линии песочного цвета шестиэтажное здание с колоннами. Рядом стояли несколько такси и туристских автобусов, но ни рядом с гостиницей, ни в холле не было такого караван-сарая, как в «Юбилейной». Высокие потолки, мрамор, колонны — все это делало холл «Зари» похожим скорее на музей, чем на гостиницу. Людей было немного, и переговаривались они приглушенными голосами, словно чувствуя дух здания и не решаясь ему противоречить.

Алексей прошелся по холлу, оглядываясь по сторонам и пытаясь сообразить, как ему найти Бондарева и не привлекать при этом внимания к себе. Обращаться к администратору он так и не решился, поэтому вышел на улицу и решил подождать Бондарева снаружи. Алексей понимал, что поступает не совсем правильно, и, во всяком случае, противоречит указаниям Бондарева, но желание поделиться мыслями и вообще как-то посоветоваться было слишком сильным.

И вот тут к нему подошел этот человек.

— Вы кого-то ищете? — сказал он полусонным голосом.

— Что? — Алексей вздрогнул и обернулся на голос. Мужчине было за сорок, у него было утомленное лицо с ввалившимися щеками и чуть прищуренные то ли от близорукости, то ли от вечного недосыпа глаза. Он производил такое впечатление, как будто пять дней кряду копал глубочайшую в мире яму, потом не выдержал, уснул прямо на дне этой ямы, однако через три минуты его подцепили краном, вытащили, встряхнули и поставили перед Алексеем.

— Вы кого-то ищете? — повторил помятый и очень усталый человек.

— Нет, — замотал головой Алексей. — Никого я не ищу.

— Вы кого-то ищете, — сказал помятый мужчина уже безо всякой вопрошающей интонации.

— Да никого я не ищу! — отмахнулся Алексей, начиная раздражаться.

— Вы ищете мужчину или женщину?

— Отвали.

— Нетрудно ответить на простой вопрос...

— Отвали.

— И все-таки...

— Я же сказал... — Алексей повернулся, инстинктивно поднимая правую руку на уровень груди, чтобы оттолкнуть или ударить...

В этот момент помятый мужчина удивил Алексея. Он застенчиво улыбнулся и спросил:

— Хотите жвачку?

— Что? — Алексей опустил руку.

— Жвачку хотите? У меня есть. Возьмите, возьмите...

От этого человека явственно пахло безумием. Но не только. Алексей отступил назад.

Если бы он знал, что обычно следует за вопросом «Хотите жвачку?», то в этот момент он бы не пятился.

Он бы бежал со всех ног.

Мезенцев вернулся в Дагомыс рано утром. Где-то по окраинам пели петухи, лениво побрехивали собаки. Неестественно однотонное голубое небо обещало еще один жаркий день. Для Мезенцева он был бы жарким вне зависимости от погоды.

Сутки он отсиживался в Адлере, и это вынужденное изгнание пошло ему на пользу. Мезенцев вволю поплавал, немного позагорал и в результате расслабился, то есть перестал каждые пять минут вспоминать про Ингу и ее компанию. Он почти вернул себе изначальный настрой — настрой на опасное, но быстрое приключение, положительный эффект от которого многократно превышает все сопутствующие неприятности. В конце концов, ему столько раз удавалось исполнить задание путевки! Чем же эта отличалась от предыдущих?

Ингой. Да? Ну и черт с ней. Она теперь сама его боится. Наверное.