Сергей Козлов - Последний Карфаген [Повесть. Рассказы. Дневники]

Неожиданно беседу нашу прервали два чумазых мальца в замызганных, ободранных местами до ватина болоньевых куртках. Лет им было семь — девять.

— Дяденьки, дайте на хлебушек деткам без будущего, — в голос поканючили они, вытянув землистые ладошки.

Василий Иванович смерил их недобрым взглядом:

— Чё ж вы без будущего-то живете? Кто вас такому научил?

— В газете вычитали, — с готовностью сообщил тот, который был по виду старше и несколько наглее.

— Ага, значит, читать умеете?

— Да мы даже в школу ходим, когда попрошайничать не надо, а закурить дадите? — втирался в доверие старший.

— Профукали свое будущее, — сурово, но будто самому себе заметил Василий Иванович.

Мальчишки после такого приговора на всякий случай отступили подальше. Но Василий Иванович, а следом и мы достали мелочь, у кого какая была, и положили на край стола. Мигом она исчезла в кармане старшенького. Снова они отпрыгнули на почтительное расстояние, и старшенький повторил:

— А закурить?

— А по заднице? — нарочито злобно зыркнул на них Василий Иванович, и они затопали к выходу. При этом старшенький недовольно что-то бурчал. Мол, обидели мужика, закурить не дали. Василий Иванович проводил их туманным взглядом и определил: а ведь правда — ни пионерского прошлого, ни буржуазного будущего. Мягче нар вряд ли что попробуют.

— Никак привыкнуть не могу к людям на помойках и к мальцам вот таким с протянутыми ладошками, — признался я. — Вроде как я у них украл чего.

— Не совестись, — успокоил Игорь, — некоторых родители специально в нищенок рядят, чтоб заработать, некоторые так родителям-алкашам на опохмелку собирают. Ты тут при чем?

— Все мы тут при чем, — Василий Иванович ловко скрутил пробку с горлышка «Столичной» и плеснул каждому в стакан. — За тех, кто еще при чем! — объявил он довольно странный тост, но мы возражать не стали, потому как чувствовалась в его словах сердечная справедливость.

Дальше беседа пошла будто бы ни о чем. Василий Иванович, опрокидывая стакан за стаканом, не хмелел, а только суровел лицом, и рассказывал нам о раскладе областных и городских демократических сил. Получалось, что власть в городе принадлежит нескольким даже не кланам, а направлениям: высшим чиновникам областного масштаба, довольно крупной группировке азербайджанцев, захватившей все рынки и оптовые базы, нескольким бизнесменам высокого полета, среди которых Мовшензон относился к заоблачно-московским, паре свежих авторитетов и одному еще доперестроечному вору в законе по кличке Копченый. Прочие силы, партии и движения в зачет не шли, потому как ничего, кроме свободы слова, за собой не имели. Отдельной строкой выделялись ФСБ и УВД, которые, успевая соревновательно поддевать друг друга, занимали выжидательно-подбирательную позицию. То есть знали все и обо всех, но, исходя из новых демократических подходов к следственным органам, активные действия предпринимали только тогда, когда «клиенты» подставлялись настолько, что не взять их в оборот было все равно что подойти к окошечку кассы, где выдают зарплату, выстояв длинную очередь, и вежливо от нее отказаться. Все мало-мальски сильные люди тянулись к нефте- и газопроводам, подкладывали под свои разжиревшие попки системы бензоколонок, скупали недвижимость и отсылали прибыль по отработанным зеленым каналам за бугор. На Севере, где добывали черное и голубое золото, им потихоньку эти трубы перекрывали местные умельцы, но все ниточки так или иначе тянулись в первопрестольную. Там осуществлялся высший принцип демократии: от каждого по ясаку, каждому по потребностям, уровень которых определяет место на крайне разветвленной иерархической лестнице. В этом демократическом ликбезе я начал теряться, как в высшей математике, поэтому задал, пожалуй, самый дурацкий вопрос современности:

— Что такое демократия?

Игорь и Василий Иванович посмотрели на меня, как на блаженного. Но Василий Иванович все же ответил. Коротко и без дальнейших разъяснений:

— Демократия — это свобода… Свобода резать и быть зарезанным.

Более нужный вопрос задал Игорь:

— Как думаешь, Василь Ваныч, чего ребята хотели в этом «Интерросе» разнюхать?

— Думаю, связи с Кавказом.

— А Копченый здесь при чем?

— Они тут повоевали чуть-чуть. Видимо, решили подписать перемирие для ведения более важных и прибыльных дел.

— А что, Василий Иваныч, ты можешь о Маргарите Ивановне Калязиной сказать?

Меня передернуло. Выходит, Игорь копал во всех направлениях.

— Толком ничего сказать не могу. В больнице она работает аж с тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Первые мужья — коммерсанты средней руки. Связи у них мелкие, выше города не прыгают. А вот через ее руки много подстреленных братков прошло. Опять же о прямых контактах у меня никаких данных нет. Баба как баба. Красивая очень. Так что у Алексея губа не дура…

— Ну вы это… — состроил я обиженного, — в нижнем-то белье не копайтесь.

— Извини, — отмахнулся Игорь, — сейчас всякая мелочь важна. Будь ты обычным среднестатистическим гражданином, никому бы и в голову не пришло копаться в твоей кровати. А ты — стрелок. И сидишь ты не в окопе, а на нейтральной полосе, и лупят в тебя со всех калибров с обеих сторон. Так что, извини.

— Наверное, ты прав, — признал я, — просто я не могу привыкнуть…

— Да я тоже…

— Давайте полыхнем, ребята, за тех, кто на нейтральной полосе, — плеснул в стаканы Василий Иванович и хитро улыбнулся в бороду.

Трудно было из-за этой бороды понять, сколько ему лет. Над заросшим его лицом ярко сияли вечно смазанные алкоголем синие глаза. Синие, резкие и с каким-то тайнознанием в ультрамариновой глубине. Стоило ему задержать на мне взгляд, и мне начинало казаться, что я столкнулся глазами с самим Посейдоном этакого древнерусского образца.

— Да, скифы мы, — подмигнул он мне, прочитав мои мысли.

Я же в нем, как и в Игоре, не мог увидеть ничего, кроме суровой погруженности в какую-то изнурительную и напряженную работу, не приносящую никаких дивидендов, кроме седых волос в бороду.

— Надо ехать в Подмосковье, — решил Игорь.

— На базу? — спросил я.

— Да… Хотя на связь мне выйти не удалось.

— У тебя была связь?

— В том-то и дело, что была… А ты, Василий Иванович, пока пригляди здесь. Только в «Интеррос», пожалуйста, без нас со своими неофитами не суйся.

— Что за неофиты? — удивился я.

— Да Василий Иванович решил под старость лет в революционных вождей поиграть. Набрал себе сосунков и муштрует их…

— Эти сосунки, между прочим, и для вас информацию собирали, а если понадобится, они и партизанами станут. — Василий Иванович от обиды выпил без компании. — Вы-то, профессионалы хреновы, приезжаете на все готовенькое, пульнули и в кусты, а мы тут живем.