Сергей Самаров - Крупная бойня

— Беда у нас в том, что помешательство, любое помешательство, буйное или небуйное, но достаточно сильное, безвозвратное, не может возникнуть сразу, в один момент. Ему что-то должно предшествовать. Какие-то предварительные отклонения в поведении могут иметь место. Но ни дома, ни на службе за старшим лейтенантом ничего подобного не замечали. Я с его матерью специально по этому вопросу беседовал. Мне она обязательно сообщила бы. А так… Ну, замкнутый в себе был человек, но он от природы такой, это к странностям поведения отнести нельзя. Просто Володя привык все анализировать, каждый свой шаг, разные возможные варианты просчитывал. И потому еще со школы слыл в определенной степени тугодумом. Он очень переживал относительно мнения других о себе, но соображать быстрее не мог. Зато он был отличным аналитиком, который умел связать три факта воедино, когда другие никакой связи между этими фактами не видели. В этом он был весьма ценен. Я вчера вечером беседовал с лечащим врачом. Врач в большом недоумении. В его практике это первый такой случай. Главврач больницы того же мнения.

— А что предполагают? — невинно спросил я.

— Предполагают, что Володе ввели какой-то препарат, который и повредил ему мозг. Но они препаратов такого скоротечного действия не знают. Кроме того, врачи уверены, что препарат можно ввести только в форме инъекции, скорее всего, внутривенно. А следов укола на теле не обнаружено. Специально искали, целенаправленно — не нашли… Остается еще вариант, что препарат попал в организм с пищей или с каким-то напитком. Мы все в номере обыскали, все, что можно, забрали, но результата нет.

— Нужно было кровь на анализ взять, — дал я дельный совет, понимая, что кровь на анализ уже взяли и я, раздавая такие «ценные советы», ничем не рискую.

— А то никто из врачей не догадался. Кровь сразу взяли. Но анализ ничего не показал. Я настоял на том, чтобы сделать новый анализ в Москве, — глядя в стол, ответил полковник Альтшулер.

— А какой препарат могли ввести, чтобы получить эффект такого состояния? — продолжил я свои расспросы.

— Не знаю, это не мой профиль. А что тебя, подполковник, это так заинтересовало?

— Просто я вспомнил один случай из своей боевой практики. А она у меня довольно богатая, чего только не случалось! Мы тогда составом роты заперли в ущелье большую банду, пришедшую из Ирака. Два дня вели обычный дистанционный бой, в основном опираясь на работу снайперов. Половину банды уничтожили, рассчитывали еще значительную часть добить и только потом атаковать. Атака, нам казалось, была необходима, потому что второй конец ущелья уходил в Грузию и бандиты могли улизнуть. Но на третий день они как с цепи сорвались! Просто побежали на нас с безумными глазами. Я однажды в лесу во время отпуска встретил бешеную лису. Она точно с такими же глазами на меня бежала. Хорошо, что у меня с собой был пистолет, а то покусала бы или меня, или жену, или сыновей. Точно так же бежали и бандиты — целенаправленно, по прямой линии. Почти всех мы перестреляли, только двое до наших позиций добрались. Ранеными, кстати. Но они, кажется, даже боли не чувствовали. Их пытались захватить, но они такую драку устроили… У меня бойцы были с хорошей подготовкой, и то с трудом справились. Тогда говорили, что бандиты обкурились или какой-то наркотик приняли. Я об этом еще позавчера подумал, когда в глаза старшему лейтенанту посмотрел. И потому бил не просто так, не с целью фейс повредить, а строго на отключку.

— Володя не был наркоманом, — твердо произнес полковник, словно стряхивая с себя все размышления о происшествии. — Кстати, об ударах. У нас сейчас как раз приехал эксперт по рукопашному бою из Москвы. Он хотел бы посмотреть, на что ты способен… В настоящий момент он ждет нас в спортзале — это в нашем подвале. Если его устроит твой уровень, мы подпишем контракт. Мы тут заговорились, а эксперт ждет. У него свободного времени мало, на двенадцать запланирована важная встреча.

У меня чуть не сорвался с языка вопрос: «Встреча с Жориком Балаклавским?» Но я вовремя сдержался, хорошо понимая, куда отправится эксперт по рукопашному бою, и даже догадываясь, кто это такой. Наверняка кто-то из офицеров группы ЦСН ФСБ России.

— Он хочет посмотреть тренировку? Но я не собирался сегодня тренировку проводить…

— Он желает провести учебный бой!

Схватки с экспертом я не опасался. Хотя бойцов ЦСН и готовят качественно, они, как я подумал, уступают спецназу ГРУ хотя бы в том аспекте, что у нас тренировки проводятся без защитного снаряжения, предельно жестко. Если тебя пытаются бить палкой, то твоя вина, если ты не сумеешь от нее защититься. Учись защищаться как можешь, иначе в реальной схватке быстро тебя в «двухсотые» [2] « Двухсотый » — производное от «Груз-200», то есть убитый. запишут. Защитное снаряжение на голове и на руках на первых порах используют только солдаты срочной службы, и то до той лишь поры, пока не освоят определенные азы рукопашки. А наши азы в гражданской жизни можно считать мастерским нормативом.

— Тогда пойдемте в спортзал, — позвал я с готовностью и снова улыбнулся.

— У меня есть опасения, что наш эксперт отучит тебя улыбаться так часто. Скажется давнее противостояние наших систем. Не боишься рискнуть? — заметил полковник, выходя из-за стола.

— Ну-ну, посмотрим, — кивнул я и не сказал полковнику, что в своей бригаде считался лучшим рукопашником и даже имел победы в поединках с лучшими рукопашниками из других бригад спецназа, хотя и поражения тоже бывали. Но это как-то не отучило меня улыбаться. Отучила, только позже, пенсионная жизнь. А теперь я учусь улыбке практически заново, поскольку жизнь моя существенно переменилась и у меня появились причины для улыбки…

Спортзал был устроен в месте, которое раньше было, скорее всего, бомбоубежищем. Крепкие бетонные стены, низкие потолки, мощные колонны, толстенные металлические двери с винтовым способом закрывания, проемы отдушин, уходящие кверху, во двор или в стены здания, — все это являлось типичным советским бомбоубежищем. Только устоявшийся запах крепкого человеческого пота был из другой оперы. Строили бомбоубежища когда-то в большом количестве на случай ядерной войны, не слишком хорошо еще понимая, что в случае ядерной войны бомбоубежище в состоянии только отсрочить мучительную смерть, но не спасти людей. И вообще оно может реально выйти в открытый космос и там летать по орбите Земли вокруг Солнца среди других осколков планеты, поскольку самой нашей планеты уже не будет и выйти из бомбоубежища будет некуда. Когда общество осознало это, бомбоубежища стали переоборудовать кто во что горазд. Так появилось множество небольших спортивных и актовых залов, и даже столовых.