Сергей Самаров - Крупная бойня

— Понятно, — кивнул я. — Работайте, Виталий Александрович, а я схожу на парковку, с охранником поговорю. Тамара, не волнуйся, я скоро вернусь…

Врач выглянул в дверь, крикнул, позвав кого-то, потребовал каталку. Это, как я понял, выйдя в коридор, было нечто среднее между носилками и кроватью на колесах. Врач тем временем склонился над ментами охраны, прощупал у них не пульс, а пульсацию сонной артерии на горле.

— Что с ними? — спросил я.

— Спят, ако младенцы… Живы. Лошадиную дозу снотворного, наверное, получили…

Он взял в руку чашку с кушетки, понюхал, но ничего, похоже, не вынюхал и поставил чашку на место. Я заметил, что в ней еще оставалось что-то, похожее на чай.

— Это не трогайте. Это пойдет в судмедэкспертизу. Я сейчас позвоню в ФСБ, и они пришлют следственную бригаду. А я — к охраннику.

— Осторожнее. Он уголовник, парень тертый…

— Не впервой с тертыми встречаться.

По дороге я позвонил полковнику Альтшулеру, застал его, к своему удивлению, еще дома, коротко обрисовал ситуацию и сообщил о своих предполагаемых действиях.

— Обязательно живьем захвати, — сделал быстрый инструктаж полковник. — Он должен знать, где твоего тезку искать. Я сейчас позвоню в управление, оттуда следственную бригаду вышлют и группу захвата, чтобы сменила ментов охраны и взяла под охрану медсестру. Пусть ее пока оперируют. Ты группу захвата сам проинструктируй, расскажи, что случилось. Они тебя уважают, видели, как ты с Балакиревым расправился…

— А какого тезку вы ищете?

— Боб — Бобин Виктор Вячеславович.

— Понятно. Я и не знал, как его зовут… Кстати, я вчера с подполковником Лихаревым общался. Он намеревался в девять ноль-ноль быть у вас.

— Это хорошо. Я как раз подойду. Время еще без десяти девять, а я почти против управления живу, мне только дорогу перейти. Ты с ним увидеться не желаешь? Есть вопросы к подполковнику?

Я вовремя вспомнил, что Лихарев видел меня уже без бороды. А за одну ночь борода вырасти не может, может только приклеиться.

— Нет, спасибо. Мы с ним все обговорили. Даже мою машину обсудили. И его сына тоже. Лихарев все на сына жаловался.

— А что у него с сыном?

— Не просыхает, зараза!

— Скверное дело. Ладно, не буду тебе мешать работать. И сам в управление двину, пора…

— Я уже на полпути к автопарковке. Вижу, охранник кругами вокруг моей «Камаро» ходит. Будет о чем с ним поговорить. Все, товарищ полковник. Жду группу захвата…

Охранник увидел меня и замер, словно делал что-то непозволительное. Глаза у мужчины забегали, показывая, что мысли в его голове не самые добрые. На вид ему было немногим больше тридцати. Ростом слегка ниже меня, но в плечах пошире, помощнее. Люди с такой фигурой обычно бьют боковые удары, от которых защищаться лучше нырком, потому что масса плечевого пояса позволяет ему снести подставку и донести удар до цели.

Я вошел на парковку и остановился напротив охранника, глядя на него чуть насмешливо. Я не намеревался с ним драться. По крайней мере, не собирался предоставить ему возможность нанести хотя бы один удар. А добиться этого можно было единственным путем — сразу отключить его, то есть полностью нейтрализовать. Это я делать умею даже без применения навыков рукопашного боя. Самый простой и, пожалуй, самый верный вариант, применение которого почему-то считается уличным приемом — удар ногой в пах, — нейтрализует любого мужчину, вне зависимости от возраста, надолго.

— Нравится машина? — спросил я невинно и при этом самодовольно улыбнулся.

— Конечно, нравится…

— У тебя свой транспорт хоть есть?

— Велосипед… Хоть это транспорт и сезонный…

— Зато для здоровья полезный. А права?

— На велосипед они не нужны. Когда-то я на грузовике ездил и автобус тоже водил. И права имеются…

Охранник, казалось, ждал, что я предложу ему прокатиться.

— Ну, когда-нибудь купишь себе такую же…

От моих слов лицо у него слегка вытянулось, видимо, он ожидал чего-то большего. Но я не предложил ему ни прокатиться, ни даже его прокатить.

За короткое мгновение моего присутствия на парковке охранник дважды бросал взгляд в сторону хирургического корпуса, словно ждал каких-то вестей оттуда. Или кого-то ждал.

— Что там, в хирургии? Приняли тебя на работу? — как бы между прочим поинтересовался он.

— Не договорились. Оплата меня не устроила.

Охранник опять посмотрел на полукруглое крыльцо корпуса, и я прямо в лоб спросил:

— Ждешь ее?

— Жду! — машинально ответил он.

— Не жди. Она не придет. Ее сейчас оперируют… — улыбнулся я, отступил на шаг и выполнил то, что задумал. То есть со вкусом дал пинка куда полагается.

Он осел на асфальт с шипящим стоном и вылезающими из орбит глазами. И тут я услышал стремительно приближающийся шум шин по асфальту. Бросив взгляд сквозь желтую и пыльную листву газонных кустов, заметил, как тормозят, подъезжая к воротам, три одинаковых микроавтобуса…

Проследив, чтобы задержанному сковали руки за спиной наручниками, а самого его затолкали в микроавтобус, я прошел в здание и дальше в палату к Тамаре, где уже работали эксперты следственной бригады и следователь снимал показания у Тамары. Девица, которую я пытался отучить слушать музыку на работе, опять ее слушала, сидя вполоборота к своему окошку. Она посмотрела на меня узнавающим взглядом, но ни слова не сказала и не попыталась помешать мне войти в корпус.

— Ты ночь, наверное, совсем не спал? — тихим, севшим голосом спросила Тамара, не стесняясь перебить следователя, задававшего ей какой-то вопрос. — Шел бы отсыпаться. Наверное, только-только приехал? Я в нормальном состоянии, за меня не переживай.

И это говорила она мне! Она, которую увезли раненой на вертолете, потом прооперировали, а потом, едва отойдя после операции, она еще подверглась попытке убийства. Я положил ей руку на плечо и слегка придавил, стараясь при этом не причинить ни боли, ни неудобства:

— Держись! Ты умеешь настраиваться. Вот и настраивайся на выздоровление. Это всегда бывает важно. Внутренний настрой стимулирует организм.

Но тут же почувствовал, как ее плечо под моими пальцами напряглось и начало подрагивать, и сразу убрал руку. Иначе чем пожатием плеча показать свое к ней отношение в присутствии посторонних у меня не получалось, а для такого пожатия она была еще слишком слаба после ночной операции. Как-то так уж повелось, что мы с Тамарой не умеем подолгу разговаривать даже друг с другом. Обменяемся, бывало, необходимой информацией, и все. Не умеем и чувства свои выражать, особенно при посторонних. Сочувствие, естественно, во мне в настоящий момент было и било ключом. Но не говорить же об этом, тем более при людях из следственной бригады!