Максим Гарин - Викинг

— Он хочет жить. И не дурак — понимает, что если он нас подставит, мы его потом из-под земли достанем.

— Так если он может свободно проходить к Перстню в хату, дай ему пушку, и пусть он с ним сам разберется.

— Это Слоник-то? — хихикнул Крест. — Рыло начистить — это он может, а пришить…

— Руки коротки? — закончил вместо него Седой.

— Вот именно.

— Черт с ним. Пусть выманивает, — милостиво разрешил Седой.

День за днем Сынок героически переносил вынужденное заточение, ни разу не попытавшись вырваться на волю. А было из-за чего. Регулярные выпивки со Слоником с каждым разом нагоняли все большую тоску. И то сказать — какой из Слоника собутыльник. Тупорылый мордоворот, пригодный только на то, чтобы отглянцевать неприглянувшуюся хозяину физиономию. А вот поддержать интересный разговор, рассказать что-нибудь занимательное, хотя бы не слишком плоский анекдот — на это Слоник был не способен. Но самое обидное — для Сынка выпивка пока что оставалась не целью, а средством. То есть спиртное он употреблял прежде всего для того, чтобы лихо покуражиться или вытворить с очередной подругой такое, на что никогда бы не решился в трезвом виде. Выпивать только для того, чтобы напиться и после очередного стопаря рухнуть под стол, а проснувшись утром с навсегда вычеркнутым из памяти вчерашним вечером испытать наивысшее блаженство при виде недопитой бутылки — до такого постижения сущности выпивки Сынок еще не дорос.

Устроить в родительской квартире разгуляево с девочками и танцами Сынок не решался. Не хотелось из-за этого вступать в серьезные конфликты с матерью, которая и к визитам Слоника относилась крайне неодобрительно. Еще больше страшила реакция на это отца, тем более после болезни. Не дай Бог его любовь к сыну примет более разумные формы. Перстень уже давно собирался сделать из него человека, но Сынок становиться человеком особо не рвался. Перстня-младшего полностью устраивало его нынешнее состояние.

Поэтому с девочками рисковать не стоило. Правда, у Сынка имелась его электронная подружка, но и здесь первоначальный восторг медленно, но верно сменился горьким разочарованием. Сынку не хватало ощущения нежной, гладкой кожи, запаха волос, звуков речи. А все эти присоски, иголки, подушечки — куда им против трепещущего женского тела, в котором все, что надо для любви, создано не жалкими людишками, а самим Творцом. К тому же Сынок считал удавшимся и завершенным только такое общение с женщиной, когда он успевал объяснить удовлетворившей его подружке, что она должна знать свое место, поскольку все бабы — дуры и, вообще, женщина — не человек. Электронная красавица не была рассчитана на такой способ удовлетворения самцов, что стало последней каплей, заставившей Сынка убрать импортную курву с глаз долой.

Но даже несмотря на эту потерю, Сынок дождался бы возвращения отца, если бы не Слоник. Первое время тот делал вид, что в жизни не знал лучшего времяпрепровождения, но в один прекрасный день вдруг запел совершенно другое. Причем Слоник не просто предложил смыться на вечер из дома, но даже, чего от него трудно было ожидать, придумал план, как это сделать.

— Забуримся в спортзал. Пусть Мо свои «кья» отрабатывает, а мы покайфуем с девочками.

Под спортзалом он имел в виду сравнительно небольшое помещение с отдельным входом, купленное Перстнем и уставленное различными тренажерами. К нему примыкала небольшая комнатка, где можно было устроить междусобойчик.

— Мысль, конечно, интересная, — согласился Сынок. — Вот только как Мойшу уломать? Впрочем, я, кажется, знаю.

Весь следующий день Сынок доставал китайца, соблазняя его возможностью потренироваться по-человечески, а под конец выплеснул самый главный аргумент:

— Между прочим: это из-за тебя я торчу здесь как придурок.

— Это поцему зе? — естественно поинтересовался Мо.

— Потому что тот мужик, который тебя вырубил, после этого у меня одну вещь забрал. Из-за нее.

Сынок в запале намеревался сообщить о том, что из-за этого он забыл положить на место другую, еще более ценную вещь. В результате ее забрали и началась вся эта катавасия. Но вовремя сообразил, что китайцу об этом знать незачем, и подвел черту:

— Из-за ее пропажи и пошли все неприятности.

— Я делал все, сто мог, но тот целовек — великий боесь. Дазе у меня на родине мало кто смог бы его победись, — восторженно сообщил Мо, но видно было, что ухищрения Сынка достигли цели. Китаец почувствовал себя виноватым.

Утром Сынок провел окончательную обработку китайца, а Слоник занялся подготовкой к увеселительному мероприятию. В начале пятого троица перешагнула порог спортзала. Там не было ни души. Предусмотрительный Слоник успел позаботиться и об этом.

— Скоро подруги явятся? — пробурчал Сынок, глядя, как Слоник выставляет на стол всевозможные деликатесы.

— Да зачем же им знать сюда дорогу? Я вот с этим управлюсь и подскочу за ними. Без проблем.

Через несколько минут Слоник выбежал из зала, захлопнув дверь на защелку. Сынок уселся за стол, с минуту провел в абсолютной неподвижности, налил себе рюмку, выпил. Затем от нечего делать вышел из комнаты в спортзал посмотреть на то, как китаец истязает немыслимыми растяжками свое тело. Щелкнул замок.

— А, девочки, наконец-то! — радостно улыбнувшись, Сынок двинулся навстречу гостям.

Но девочками там и не пахло. Внутрь шагнули двое парней с пистолетами в руках.

Один из стволов, удлиненный глушителем, выдохнул характерный звук и, дополняя сине-белую расцветку рубашки Сынка, на груди у него расплылось алое пятно.

— Нет! — успел вскрикнуть Сынок, — Нет… — но вторая пуля — в голову — так и не позволила узнать, с чем конкретно он не согласен.

Второй убийца тем временем пытался уложить китайца, но здесь возникли проблемы. Только первый выстрел застал Мо врасплох, да и то он успел среагировать. Вместо сердца пуля вошла ему в плечо. А затем, совершенно немыслимыми зигзагами уклоняясь от пуль, китаец стал приближаться к убийцам. Те уже палили в два ствола, но и это ничего им не дало. Будь у китайца возможность бежать, он бы наверняка остался жив. Но у зала не было другого выхода. И когда до убийц оставалось метра три, пронзившая грудь пуля остановила его порыв, а вторая бросила на землю. В третьей уже не было необходимости. Но выпустили и ее. Для верности.

Юрий Михайлович смотрел на Перстня и чувствовал, что перестарался. Впопыхах расправился с сыном, не подумав, что это способно убить и отца. И последнее, кажется, могло произойти в любую минуту. Уж больно бледен был Перстень, причем, нехорошо бледен: с какой-то мертвенной сероватостью, наводящей на самые траурные мысли. Ему бы лежать и лежать. Так нет, собирается сегодня же лететь домой. Очень может быть, что не долетит, преставится по дороге. И что тогда станет с арсеналом?