Сергей Самаров - Тот, кто может все

— Ах да, тебе же только следак по телефону рассказал…

Вот и пойми его, была это хитро подстроенная ловушка, проверка или просто возрастное непонимание и отсутствие у куратора памяти, хотя в последнее верилось с трудом.

— А что Тамара Абдулгафаровна по этому поводу говорит?

— А что она может сказать? — ответил я встречным вопросом. — Она о таком препарате тем более ничего не слышала…

— Разве? — удивился Алексей Алексеевич.

— Мне, по крайней мере, она ничего про него не говорила.

Так я выдержал с честью еще одну проверку…

— Наверное, я что-то путаю… — легко согласился он.

— А что она могла мне рассказать? — спросил я, искусно разыгрывая подозрительность.

— Не знаю. Я же говорю, что, скорее всего, что-то путаю. Но сам этот порошок — любопытное явление. Когда одна из партий с Северного Кавказа попала к нам в руки, наши специалисты в химической лаборатории пробовали его самостоятельно синтезировать, но не смогли добиться никакого вразумительного результата. Считают, что использовался какой-то экзотический катализатор, без которого сделать это невозможно. Поэтому, не зная, что это за катализатор, не взялись за исследование.

— Значит, «Месть уйгура» — известная вещь?

— Не слишком известная. Про популярность говорить преждевременно, тем не менее порошок спецслужбам знаком. Мало приятного иметь дело с такой гадостью… Но я так и не понял, что от меня в данной ситуации требуется? Разложи по полочкам, если можешь, Виктор Вячеславович, чтобы я понял, что к чему и в чем тебе требуется моя помощь. А то уже слабо, понимаешь, соображаю…

— Мне подполковник Лихарев…

— Это следователь, что ли? — умышленно напирал куратор на слабость собственной памяти. Настолько умышленно, что мне это стало сразу понятно.

— Он самый. Так вот, подполковник предупредил меня, что следственная бригада из Москвы, я думаю, это будет следственная бригада из ФСБ, намеревается сильно моей личностью заинтересоваться.

— Ну и что? Ты где-то наследил?

— Не имею такой привычки. Но мне и негде было наследить. Просто в чужие головы ведь не заглянешь, еще, чего доброго, заподозрят, что я эту парочку ликвидировал, и запрут в СИЗО. Вы представляете, что может произойти, когда человека с моим уровнем информированности поселят в камере среди уголовников…

— Представляю. Этот вопрос, я думаю, можно решить полюбовно. Не переживай. Сумеем помочь. Еще что-то есть? Вопросы ко мне…

— Традиционный… Финансовый! Так уже жить становится невозможно. Или пусть меня переведут на нормальную военную пенсию, или помогите мне на работу устроиться. Хотя я и понимаю, что работы в деревне не найти, но я мог бы куда-то в соседний район ездить, даже в соседнюю область. Машина, слава богу, еще на колесах, и я не настолько стар, чтобы опасаться за руль садиться…

Алексей Алексеевич на несколько секунд задумался, потом спросил:

— А что ты вообще умеешь делать? И что умеешь делать лучше всего?

— Делать я умею все, что потребуется, — криво усмехнулся я. — А лучше всего умею убивать…

— Ну, знаешь, такой работы у меня для тебя нет, — ответил куратор и по-стариковски сгорбился, стал намного ниже ростом. Он шмыгнул носом, с которого норовила скатиться капля. Насморк у Алексея Алексеевича был, кажется, хроническим. И одна капля традиционно висела на кончике носа, как звезда на погоне. — Это вообще не мой профиль. Я про вторую часть твоего ответа говорю. Где-то на зонах наверняка существуют должности палачей, хотя смертная казнь у нас в стране официально считается «замороженной». А палачей используют, когда требуется кого-то с пожизненным сроком на тот свет отправить. И его медленно уничтожают. Унижением, какими-то медикаментами. Но я к такой системе никакого отношения не имею. Могу только свое руководство запросить. Тебя устроил бы переезд в такое место, где есть «зоны» для «пожизненных»?

— Это не мой профиль. Я не могу убивать того, кто не сопротивляется. Тем более не могу медленно травить людей… Вот охранником к какому-то серьезному человеку я бы пошел. Наверное, сгодился бы и в начальники охраны. Главное, чтобы мне платили нормальные деньги, на которые можно жить…

— Охранником, говоришь… Ну, у меня самого выхода на какие-то подобные структуры нет. Есть только сомнения. Какой из тебя охранник! Ты же по природе своей и по службе — типичный диверсант. Ты обучен охрану обходить, а не самому охранять.

— Охранник, который знает все возможные уловки диверсантов, лучше других должен справляться с делом, — здраво рассудил я.

— Может быть, и так, — легко согласился Алексей Алексеевич. — Но у меня и на такие структуры выхода тоже нет. И все же я доложу по инстанции, может быть, командование чем-то тебе поможет. А я, в свою очередь, слегка помогу тебе деньгами. Материальную помощь выдам. Но в традиционно ограниченном размере. Пиши пока расписку на двадцать тысяч рублей…

Он взял с кухонной полки общую толстую тетрадь в клетку, неровно вырвал листок и положил передо мной. Ручка у меня была своя, и она торчала из кармана, что Алексей Алексеевич, естественно, давно уже заметил.

А сам он прошаркал ногами в дальнюю комнату и долго гремел там ключами на связке и металлической дверцей сейфа. Мне даже показалось, что куратор с кем-то там разговаривает, хотя, скорее всего, он просто вслух считал деньги.

Но я, хорошо понимая и самого Мягкова, и вообще этот тип людей, предполагал, что больших денег он в сейфе не держит, а ключами на связке и дверцей сейфа гремит намеренно, сбивая меня с толку. А сами деньги прячет где-то или среди белья в шкафу, или внутри матраца, на котором спит, или вообще под подкладкой старой засаленной фуфайки, что валяется под вешалкой в прихожей, прикрывая сверху обувную полку.

Предложенные двадцать тысяч никаких проблем решить не могли, но хотя бы позволяли оттянуть их решение. По крайней мере, теперь хватало на бензин, чтобы ездить за продуктами или за чем-то другим необходимым в ближайший город, где все можно купить дешевле, чем в деревенском магазине, ориентированном на московских дачников. Да и сейчас было на что вернуться к себе в деревню. Можно машину заправить полностью, под крышку бензобака. По крайней мере, я был благодарен за эту подачку и своей прежней Службе, и лично Алексею Алексеевичу Мягкову…

Передвинув куратору свою расписку, я забрал четыре пятитысячных купюры, которые в настоящий момент являлись для меня почти несметным богатством, и сунул деньги в бумажник. После чего, поблагодарив Алексея Алексеевича, поспешил с ним расстаться. За окном активно темнело. А мне предстояло еще проехать достаточно немалую дорогу, кроме того, навестить домик в пригородном селе и спрятать в тайник кастет.