Александр Бушков - Пиранья. Бродячее сокровище

– А все ли ты знаешь, хохотушка, о печальной участи приличных девиц, попавших в лапы моряков?

И сгреб в охапку, перевернул на спину, лишний раз убедившись, что бесцеремонно овладеть хохочущей красавицей – штука приятная.

Сначала было только море, потом на горизонте обозначился темный бугорок, вскоре превратившийся словно бы в клочок свежего зеленого мха на синем бархате. Кораблик плыл себе в волнах на раздутых парусах, и безымянный остров вырастал довольно быстро, Мазур мог уже различить и голые сероватые утесы, торчавшие из зеленой кипени листвы, и отвесные склоны, и небольшой заливчик.

– Подходим, герр Хольц, – сказал он стоявшему рядом немцу и доброжелательно добавил: – Самое время черкануть вас ножичком по глотке и отправить на дно, вы ведь, собственно, и не нужны уже... Теперь можно обойтись и без вас.

Немец, покосившись на него без особой тревоги, буркнул:

– Спасибо на добром слове. Вы очень энергичный и вежливый юноша. Вот только быть вашим соседом – избави господи. Переборки тонкие. Полночи спал вполглаза из-за ваших кувырканий. Ближе к утру она принялась стонать вовсе уж самозабвенно и развратно. Если не секрет, что вы с ней такое проделали, какие-нибудь бордельные приемчики?

Мазур, и глазом не моргнув, преспокойно ответил:

– Как вам сказать... Вы – человек старшего поколения, пуританского и консервативного, не поймете...

– Просто интересно, что нужно проделать с девчонкой, чтобы она так охала.

– Дрочили, поди? – светски поинтересовался Мазур. – Нас слушая?

– Перебьюсь. Скоро у меня будет куча таких же, а то и получше... – он покосился на Мазура, цинично ухмыляясь. – Вообще, я думаю, морской бордельный опыт в данном случае пошел на пользу? В портовых заведениях можно нахвататься достаточно, чтобы привести в совершеннейший восторг приличную девочку из хорошей семьи. Пусть и научившуюся кое-чему у пылких латиносов. Судя по ночным звукам, она вами вполне довольна. Стоило постараться ради миллиончика в твердой валюте? Если не секрет, вы у нее просто хотите выжулить камешки, полностью подчинив благодаря неплохому бордельному опыту, или метите выше – законный муж, чистый паспорт, здешний истеблишмент?

– А в рыло? – лениво поинтересовался Мазур.

– Ну-ну, не злитесь. Должен же я хоть как-то расквитаться за все ваши подковырки... – он убежденно продолжал: – Пожалуй что, я угадал насчет последнего. Вы, конечно, нахальный и дерзкий щенок, но не походите что-то на мелкого авантюриста, способного только сгрести камушки и сбежать...

– Спасибо за комплимент.

– Ну что вы, всегда рад...

– А все-таки, так ни разу и не вздрочнули?

– У вас в семье кто-то воевал, а? Вы меня не просто подкалываете, Джонни. Я вам категорически не нравлюсь... Воевали? Отец, дядя, а то и дед?

– Да, – сказал Мазур, благо для такого заявления вовсе не требовалось выходить из роли, учитывая, сколько австралийцев прошли Вторую мировую. – Морские офицеры.

– Кто-то погиб?

– Бог миловал. Но хлебнули горького.

– Что поделать, Джонни, это война...

– А разве мы первые начали?

– Ну и что? – сказал Хольц с застывшим лицом. – Я ведь тоже могу кое о чем припомнить, Джонни. Например, о своих родителях, которых перемешало с кирпичной пылью в Дрездене. А они, между прочим, были совершено штатскими людьми, я первый военный в семье... Что вы примолкли? По-моему, мирного населения в Дрездене погибло даже побольше, чем в Хиросиме. Это ведь ваши бомберы, Джонни, превратили Дрезден в крошево – американские, английские, австралийские... Думаете, мне не хочется временами заехать вам в рыло?

Мазур молчал, отвернувшись. Ему не хотелось платить по совершенно чужим счетам, поскольку в том, что он услышал, был, надо сказать, свой резон: союзнички и в самом деле угробили кучу цивильного народа в Дрездене, где не имелось, строго говоря, никаких военных объектов. Но что же, прикажете за них отдуваться?

– Вот то-то, – сказал Хольц примирительно. – Бросьте, Джонни. Как-никак прошло сорок лет, если нам с вами и есть что делить, так только камушки... – он смотрел вперед неотрывно, жадно, с изменившимся лицом. – Сорок лет, Джонни... А помню, как сейчас. Во-он там всплыла субмарина, там она и пошла ко дну... В том заливчике.

Пожалуй, на лице у него была не алчность – а натуральнейшая ностальгия по тем благословенным временем, когда он был на сорок лет моложе... Мазур давно уже присматривался к оттопыренным карманам мешковатой армейской куртки немца. И наконец, решив не церемониться, похлопал ладонью. Поднял брови:

– Крепенько вооружились...

– Ничего особенного, – сказал Хольц с ухмылочкой. – Хорошие гранаты, бельгийские. В войну у нас были гораздо хуже... между прочим, у меня еще и автомат в сумке. Так что не рекомендую со мной шутки шутить. Вообще-то человек, который собирается перерезать компаньону глотку, не станет предварительно пару дней шутить вслух на эту тему, как вы со мной. Наоборот, будет притворяться вернейшим другом. И все равно, смотрите у меня...

– Вообще-то мне хотелось бы повторить то же самое... Кто вас знает, Хольц, вдруг вы не захотите делиться. Мало ли что вы обязаны многим ее отцу...

Немец покосился на него, усмехнулся чуть покровительственно.

– Дело не в обязательствах перед ее отцом, Джонни, а в том, что он жив и способен в случае чего устроить сущую вендетту... В мои годы как-то не хочется вновь пускаться в странствия, да чтобы вдобавок моя физиономия красовалась на стенках всех полицейских комиссариатов...

Остров был уже кабельтовых в пяти. Два невозмутимых индейца, от которых Мазур за все время плавания не услышал ни словечка, проворно убирали парус на единственной мачте. Суденышко замедляло ход – крепкий, добротный пятидесятифутовый кораблик, именовавшийся без затей «Langostino» [8] (ничего удивительного, учитывая его трудовое прошлое). Затарахтел движок.

Парус упал, как театральный занавес, и Мазур увидел Кристину – она стояла у бушприта, прямая и напряженная, в обтягивающем алом купальнике, и ветерок красиво трепал ей волосы.

– Повезло вам, Джонни, что она такая красоточка, – тихо сказал Хольц. – Окажись она жуткой уродиной, все равно пришлось бы трахать со всем усердием бриллиантового сверкания ради...

– Подите к черту, – сказал Мазур. – А то, в самом деле, смажу напоследок по морде...

– Лишь бы не ножом по глотке, – хмыкнул Хольц. – Морду бить я и сам умею...

Он нагнулся, расстегнул «молнию» на огромной бесформенной сумке, извлек оттуда небольшой плоский автомат – бразильскую копию датского «Мадсена» – брезентовый подсумок с полудюжиной магазинов. Перекинул ремень через плечо, обронил, не отрываясь от бухточки прищуренных глаз: