Александр Бушков - Танец Бешеной

Тестюшка Марзукова вне подозрений. Не оттого, что высокопоставленный, а оттого, что и его никто и никогда не возьмет в серьезную игру…

Дарий Петрович Москалец до того, как грянула перестройка, прозябал обычным кандидатом химических наук, одним из превеликого множества наштампованных без меры в советское время. Недостижимая мечта для таких – даже докторская диссертация, не говоря уж о Государственной премии. И киснуть бы ему дальше над вонючими колбами, негодуя на задержки зарплаты и вторжение страшного рынка в уютные интеллигентские будни с чайком на рабочем месте и бесконечной трепотней. Или наоборот – бросил бы истощенную ниву науки и подался в «челноки», волоча из Харбина наперекосяк сшитые пуховики со вшами и самопальную водку, от которой в Шантарске дохли даже стойкие, как тараканы, бичи.

Случилось третье – Москалец попал в струю и помчал по ней, пеня водичку плавниками. Тысячи кандидатов околовсяческих наук листали ночью под одеялом унылые диссидентские брошюрки – но в профессиональные и хорошо оплачиваемые борцы за демократическую идею угодили единицы. Вроде Москальца. На заре перестройки он боролся за реформирование КПСС в духе подлинно ленинских принципов, потом боролся с партократией, дабы передать всю полноту власти Советам, попозже боролся против самих Советов, мешавших ударному строительству светлого капиталистического будущего, – одним словом, колебался вместе с линией, что твоя синусоида. Говорили, что вполне искренне. Интеллигенты всегда колеблются вместе с линией совершенно искренне. Представителем президента в Шантарской области Москалец стал еще в ту романтическую пору, когда о ваучерах и слыхом не слыхивали, а тараканьи усы Руцкого в глазах любого интеллигента-демократа олицетворяли гордую поступь российской свободы.

Вот только с тех пор много воды утекло – и еще больше уплыло денежек на зарубежные счета. Но к последним Москалец не имел никакого отношения. Недовымершие, классические демократы сахаровского розлива считали его человеком предельно честным. Циники же с ухмылочкой уверяли, будто Москалец просто-напросто оказался недостаточно умен и оборотист, чтобы войти в долю или хотя бы обеспечить себе регулярный скромный процентик. Хомо сапиенс изначально устроен так, что делиться не любит, особенно с бессребрениками-идеалистами. Особенно на одиннадцатом году перестройки, когда все уже поделено, все схвачено, и всякий почти представитель президента, невзирая на его деловые качества, рассматривается как лишний рот и вызывает у определенной категории делового народа резонный, в общем-то, вопрос: «А этому-то с какой стати отстегивать»? Тут уж кто успел, тот и съел…

Единственное, что поимел Москалец от рыночных перемен – роскошные хоромы в роскошном «новорусском» доме на тихой улице имени красного подпольщика Пермякова, сложившего голову в борьбе против колчаковцев за торжество мировой революции (а по другим данным – спьяну пристреленного из верного маузера соратником по борьбе, партизанским атаманом Щетининым, приревновавшим Пермякова к боевой подруге). Ни в чем доходно-коммерческом Москалец, как было известно совершенно точно, не участвовал ни с какого боку и находился в положении достаточно пикантном – если злые языки не врали насчет того, что будущим летом случатся-де президентские выборы. На Руси исстари повелось, что всякий новый самодержец обычно менял ближних бояр, дьяков и воевод, причем в первую очередь сыпались бессребреники и идеалисты. Как цинично выразился Глеб, коли уж Москальца вот уже год не облаивают печатно ни коммунисты, ни национал-патриоты, это означает, что рейтинг Дария Петровича упал ниже абсолютного нуля…

Суммируя и резюмируя, можно твердо утверждать со всей уверенностью, что на роль закулисного вершителя темных дел и теневой коммерции тесть Марзукова безусловно не годится. Информатор из казино «Жар-птица» сообщал недавно, что Юля Марзукова, в девичестве Москалец, напившись в баре с подругой школьных лет, а ныне супружницей юного преуспевающего бизнесмена, ругательски ругала пентюха-папочку, так и не научившегося делать деньги, даже деревянные…

– Здесь сворачиваем? – спросил Федя.

– А? – Даша очнулась от раздумий. – Нет, до следующего дома проедь, а там под арку…

– Они есть замешаны в криминаль? – спросил с заднего сиденья мсье Флиссак.

– Вряд ли, – задумчиво сказала Даша. – Так, формальности…

10.34 по шантарскому времени.

«Москвич», скрежеща потрепанной коробкой передач, въехал в обширный двор, насквозь продуваемый ветром и почти пустой, если не считать непонятно чьего склада, двойного рядка гаражей и десятка автомобилей, стоявших впритык к решетке, ограждавшей выступающие колпаки газгольдеров, похожих на купола уэллсовских марсиан (этот квартал готовил пищу исключительно на газе и оттого был в выгодном положении по сравнению с электрифицированными, где то и дело отключали свет без всякого предупреждения).

– Туда, – показала Даша. – Где витрины разрисованы.

– Там же магазин?

– Это вывеска осталась…

Магазин «Фрукты-овощи», вмонтированный некогда прямо в жилой дом, давно уже перестал существовать, как и купившая его фирма, прогоревшая на антиквариате (казалось, что вот-вот достроят двадцатиэтажную гостиницу, и интуристы хлынут потоком – но отель четвертый год зиял пустыми окнами, а у аборигенов окрестных районов были заботы поважнее покупки антиквариата). Фирма тихо исчезла, а магазин приобрел под студию Марзуков, в ту пору гораздо более денежный, – благо почти рядом торчал высоченный небоскреб Шантарского речного пароходства, на чьей крыше и установили антенну передатчика. А огромные буквы «Фрукты-овощи» просто поленились отрывать с козырька. Тр-рах! Дверь телестудии распахнулась с грохотом, оттуда выскочил человек в сизом милицейском бушлате, согнувшись и держась за левую ногу, закултыхал прочь. Короткий треск – и он замер, нелепо дернулся, скрючившись, стал опускаться наземь.

– Тормози! – отчаянно заорала Даша.

Едва успела схватиться за ручку – Федя вдарил по тормозам, «москвичок», клюнув носом, замер метрах в тридцати от неподвижного тела. Даша еще успела подумать, что на студии нет никакой милицейской охраны, – и тут в приоткрывшейся двери сверкнул металл, загрохотала автоматная очередь, метрах в двух перед машиной взлетели фонтанчики из мерзлых крошек земли.

Федя без приказа дал задний ход, машина, нестерпимо взвыв, прямо-таки прыгнула назад. Даша уже стреляла прямо через лобовое стекло – раз, два! Стекло с ее стороны покрылось паутиной трещин, но она успела рассмотреть, что дверь проворно захлопнулась.

Сзади охнул француз.