Александр Бушков - Второе восстание Спартака

За время, что он провалялся в госпитале, Спартак Котляревский переслушал массу подобных историй. Да и сам стравил честной компании пару-тройку схожих баек, есть такой грешок... А вообще, он не переставал удивляться и себе, и другим – вот ведь престранная человеческая натура! На войне, из которой все они только что вырвались, мало чего было веселого и забавного, с гулькин нос было веселого, прямо скажем... но вспоминают почему-то исключительно смешные эпизоды или выворачивают события так, что трагедия превращается в фарс. Впрочем, есть и такие, что не хотят ничего вспоминать. Ну так они по курилкам и не ходят – лежат себе в палатах, закрыв глаза или же уткнувши ряху в подушку.

– А вот у нас, помню, случай был прошлым летом на маневрах под Курском... – баечную эстафету подхватил курносый связист с забинтованной головой. Но рассказать свою историю не успел.

Распахнулась дверь, и в библиотеку вошел завотделением, военврач первого ранга [7]Шаталов, царь и бог больничного корпуса. Оглядел внимательно собрание, сказал:

– Ага. Вижу, товарищи больные, многие у нас тут явно перележали! Половине пора на выписку. Пора отправлять по частям за несоблюдение режима, причем всенепременно со штампом «симулянт»...

Все это он произнес без тени улыбки. Да это и не было шуткой, это была своего рода обрядовая, то бишь пустая по сути, но обязательная к исполнению фраза. Типа «караул сдал», «караул принял» и тому подобных. Завотделением обязан был выразить неодобрение и высказать порицание – должность заставляла (хотя на самом деле военврача Шаталова подобные мелочи напрочь не волновали, когда голова кругом шла от по-настоящему серьезных проблем). Точно так же «товарищи больные» не могли не отреагировать на появление в комнате старшего и по званию, и по должности (хотя все знали, что военврач первого ранга чинопочитанию не придает ровным счетом никакого значения).

Пациенты медленно-медленно, что твои умирающие лебедушки, потянулись к пепельнице, изображая, что собираются послушно тушить окурки, – однако никто в испуге не вскочил, не стал прятать окурки в рукава. Больной с рукой на перевязи нехотя принялся сползать с широкого подоконника, а двое игроков в шахматы неспешно стали приподниматься со стульев, не отрывая, однако, взглядов от доски.

– Котляревский здесь? – громко спросил военврач.

– Здесь я, – сказал Спартак.

Плюнув на ладонь, он затушил едва начатую папиросу и сунул ее в портсигар, а портсигар упрятал в карман полосатой пижамы. Двинулся к двери.

– Пошли, Котляревский, – выходя в коридор, военврач махнул рукой. В коридоре резко остановился, обернулся и пристально взглянул в глаза Спартаку: – Мне передавали – на выписку просишься, Котляревский. Всех, говорят, уже утомил своими челобитными. Куда торопишься?

– Дома хочу Новый год встречать, чего тут, – угрюмо пожал плечами Спартак. – Да и что мне в госпитале-то торчать? Я – легкораненый, рана уже затянулась, нагноения нет, из процедур остались покой, пилюли и перевязка. На перевязку раз в день можно и в амбулаторию ходить, а пилюли можно пить и дома... Здесь я только койку зря занимаю.

– А если с тобой что случится, мне придется отвечать. Так, Котляревский? Скажем, хлопнешь в праздник больше положенного, замерзнешь в сугробе? С тебя-то спрашивать уже в другом месте будут, а с меня спрашивать будут здесь , на этой вот поднебесной территории. И спросят: почему ты, старый пень, выпихнул недолеченного бойца из госпиталя? А может, какой умысел имел? Может, как раз и рассчитывал, что по слабому здоровью любая хворь вгонит раненого красноармейца в гроб и на одного бойца в Красной Армии станет меньше?

Спартак внимательно посмотрел на айболита и подумал вдруг: «А ведь это странно – и что завотделением сам пришел, а не послал кого-то за рядовым больным, и разговор этот дурацкий. Что тут обсуждать? Я попросился на досрочную выписку – мне отказали. И чего мудрить? Передал бы отказ через дежурную сестру или лечащего врача – вот и вся недолга. А еще эти подначки про недолеченных бойцов...»

– Ну, нельзя так нельзя, – вздохнул Спартак, еще раз пожав плечами. И все же, видимо, по юношескому упрямству не удержался от последнего аргумента: – Только когда новых привезут, куда их класть будете? Вон, коридор весь забит.

И это было сущей правдой. От комнаты сестры-кастелянши и до шахты грузового лифта, то есть почти до самого конца коридора, по обе стены койки стояли вплотную друг к другу. Тяжелых, понятное дело, определяли в палаты, а в коридор выносили легких, к каковым относился и сам Спартак – так что он тоже загорал в коридоре... Вот только за последнее время, после «плановых наступлений» и «успешных прорывов вражеской обороны», тяжелых поднабралось немало.

– Правильно рассуждаешь, Котляревский, класть некуда, – военврач первого ранга снял очки, сунул в нагрудный карман халата. – В резерве у меня библиотечная комната, превращенная вами черт-те во что, часть коридора от ординаторской до процедурной да собственный кабинет. Все верно, Котляревский, верно... – И сказал решительно: – Тогда пошли оформляться на выписку, боец Котляревский.

И быстро направился в сторону своего кабинета. Потрясенному Спартаку ничего не оставалось, как догонять эскулапа. Спартак отказывался что-либо понимать. Дурака, что ли, товарищ доктор валяет? Или переутомился? Ведь у него операция за операцией, немудрено... Но тогда совсем уж непонятно, почему завотделением занялся Спартаком лично. Даже, похоже, собственноручно собирается оформлять бумаги, когда единственное, что от него требуется – это подпись под документами, заполненными лечащим врачом... Создавалось впечатление, что главная забота нынче у завотделением – легкораненый Спартак.

Все эти странности и неясности порождали легкую тревогу.

На рабочем столе Шаталова уже лежала заранее приготовленная медкарта больного Котляревского. «Час от часу не легче, – подумал Спартак. – Выходит, он заранее собрался меня выписывать и просто спектакль ломал. Зачем, позвольте спросить?»

– Чего встал? Стул придвигай и садись, – военврач обошел стол, взял медкарту, вновь нацепил очки. – Значит, Котляревский Спартак Романович?

Опять дурацкие вопросы. А то, можно подумать, костоправ не в курсе.

– Так точно. Он самый.

– Сын Романа, выходит, – раздумчиво протянул Шаталов, барабаня пальцами по медкарте.

Не, верняк, заработался доктор. Спит, видать, мало и все больше урывками. Но он, Спартак, он-то тут при чем?

– А отчество своего отца знаешь?

– Это-то зачем?

– Затем, что ты – больной, я – врач. Военный врач, прошу заметить. А ты всего лишь рядовой Красной Армии, временно поступивший в мое распоряжение, и обязан выполнять все мои приказания. Причем без обсуждения.