Кирилл Казанцев - Месть длиннее жизни

Бородатый наклонился еще ниже, тряхнул Андрей за плечо, что-то сказал, ему ответили, появился второй силуэт, послышался знакомый голос. Раздалось что-то вроде «в машину», Андрей схватил бородатого за нос, дернул на себя и сдавил парню шею. Сложенными фигой пальцами пережал тому сонную артерию, чувствуя, как тонкая жилка бьется все реже и реже, держал дрожащее точно в агонии тело, закрывался им от второго, что маячил поблизости. Прием этот узнал после срочной, когда остался по контракту еще на два года, отрабатывали его на манекене, в жизни применять до сих пор не доводилось. Всплыло в памяти, что держать так надо не дольше пятнадцати секунд, этого времени хватит, чтобы «клиент» заснул. Если полминуты, то наступает кислородное голодание, гипоксия — и привет семье. «Хороший прием, клиент душится быстро и эстетично, без шума и пены, так что рекомендую, особенно если времени дефицит», — давние слова инструктора подтверждались практикой, бородатый подергался и замер, навалился тушей и не шевелился. Второй пропал с глаз долой, Андрей выбрался из-под бесчувственного тела, заполз под «Тойоту». За рукавом что-то волочилось, мерзко шуршало и гнусно пахло, чертов голубь, как оказалось. Андрей отпихнул дохлятину к бордюру и сам замер, глядя в просвет меж дорогой и днищем «Тойоты». Бородатый так и валялся рожей в землю, иномарка, стоявшая чуть ли не впритык к забору, сдала назад и пропала с глаз долой. Андрей выждал еще пару минут, выбрался из-под машины и, преодолев желание проверить, не подох ли бандюга, сел в машину и газанул с парковки прочь. Пролетел чуть ли не весь город, покрутился по центру и закоулкам, убедился, что слежки нет, и двинул по первому же адресу из газеты. Район оказался под стать мартыновскому, только в южной части города: те же чудовищные пятиэтажки, парковки вместо газонов, переполненные мусорные контейнеры, разбитая дорога, пьяные или обдолбанные дешевой «дурью» аборигены на детских площадках. Подъезд тоже не подвел: двери настежь, одна держится на верхней петле, почтовые ящики валяются у облезлой синей стенки, воняет табачным дымом и картошкой. Ободранные стены исписаны непотребно, из-за дверей квартир несется то просто ор, то мат, то звуки драки, то просто вопит телик, но так, что и на улице, наверное, неплохо слышно. Сама квартира, как и ожидалось, оказалась убита в хлам, провоняла табаком и запрошенных денег не стоила, но Андрей не торговался. Отдал хромой очкастой старухе деньги за неделю вперед, забрал ключ и первым делом принялся отмываться. Куртка на спине оказалась вымазана бурой вонючей дрянью, Андрей кое-как отстирал пятно и понадеялся, что к вечеру одежда высохнет.

И тут накрыло, как обычно бывает после пережитого, когда побывал на краю и чудом вернулся обратно: взмок, руки задрожали, к горлу подкатила тошнота, а голову сдавило так, что едва сознание от боли не потерял. Обезболивающее пришлось кстати: Андрей проглотил капсулу и сел на продавленный диван. Перебрал мысленно еще раз сегодняшнее утро эпизод за эпизодом, понимая, что повезло не по-детски. Рейдеры оказались не пальцем деланные, и башка у них варит будь здоров: одна фишка с голубем чего стоит. Отвлекли умело, качественно, и чуть-чуть им везения не хватило до финала дело довести, силы равны оказались, и еще неизвестно, чья возьмет. Одна надежда, что Глухов вернется через пару дней, шепнет, кому следует, и последнего бандита силы правопорядка непременно отловят. А вот второму, похоже, уже ничто не поможет, как и голубю, будь он неладен, хотя если «Скорую» кто вызовет, то, может, еще и выкарабкается. И сдавать Глухову, стало быть, некого, кроме Риты. С нее толку мало, конечно, больше слез и эмоций, чем фактов, но хоть что-то, кроме его слов, она единственный свидетель, как ни крути, и поговорить с ней надо сегодня же, предупредить, что так будет лучше для всех. Если не дура, то поймет, что от Глухова скрываться бесполезно.

К желтой пятиэтажке Андрей подошел ближе к вечеру, постоял, глядя на окна. Шторки прикрыты, непонятно, есть кто дома или пусто там, синего «Ситроена» поблизости тоже не видно. Поднялся на третий этаж, надавил кнопку звонка. В ответ тишина, Андрей, как ни старался, не смог выжать из устройства ни единого звука. Постучал, прислушался к тишине за дверью. Показалось, что там есть кто-то, послышался легкий звук, но дверь не открылась. Стукнул еще раз, потом еще, уже сильнее, потом грохнул кулаком в створку что было сил.

— Рита, откройте, надо поговорить! — крикнул, наклонившись к замочной скважине, но зря старался. В квартире по-прежнему тишина, открывать ему никто не собирался. Зато в соседней двери заворочался ключ в замке, раздался недовольный голос:

— Чего надо? Я полицию сейчас вызову!

Андрей повернулся на старческий голос. Тот доносился из-за обитой ободранным дерматином двери, предусмотрительно закрытой на цепочку, виднелись лишь седой клок волос над морщинистым лбом и кривые очки: они развалились пополам и держались за счет намотанного на дужку переносицы скотча.

— Чего надо? — зло бросил дед. — Нет там никого, никто не живет давно. Проваливай…

— Я Маргариту Романову ищу, — выпалил Андрей, — это ее квартира?

Не совсем понятно, что дед имел в виду под «никто не живет», но уточнять времени не было. Что значит никто не живет, когда он сам тут недавно отлеживался? Дед из ума выжил на старости лет, такое в жизни бывает.

— Ритка? — уже другим голосом уточнил старик. — С чего это она снова Романовой стала?

Он привалился к стенке, подтолкнул пальцем сползавшие очки и заинтересованно глянул на Андрея. Тот, в свою очередь, смотрел на деда, который звякнул цепочкой, приоткрывая дверь.

— Не живет она тут давно, — проговорил он, — то ли продала, то ли собирается. То ли в банк заложила, за деньги. Последнее отдает, знать, совсем ее приперло.

Дед фыркнул, точно смешно ему было. Андрей подошел ближе, из квартиры пахло капустой и влажной сыростью, как бывает в старых домах.

— Давно не живет? — уточнил Андрей, припоминая свое недавнее пребывание в соседней квартире. Недолгое, но рассмотреть успел он достаточно, и сейчас те подозрения подтверждались. Квартира сразу показалась ему странной, нежилой, но тогда он списал все на болезнь сына Романовой, что она отвезла мальчишку к родителям, прихватив все его вещи. И свои заодно, как понял сейчас, вспомнив голые стены и гулкую пустоту комнат. А теперь история оборачивалась другим боком.

— Как с мужем разошлась, — сообщил дед, поправляя очки и разглядывая Андрея через мутноватые стекла — А уж любовь у них была, ну чисто огонь! Это ж Серегиной бабки квартира, после ее смерти ему отошла, — значительно выдал старик, — они с Риткой тут целыми днями торчали, любовь крутили. Потом отец ее настоял, чтоб она домой вернулась, и расписаться им разрешил. Сынок у них родился, Митька, все хорошо было. Потом отец Риткин помер, а муж ее из дома выгнал. И дачу забрал в Шильцах, и квартиру в новом доме, и все машины, плоские такие, быстрые, а ей с Митькой эту халупу оставил. Она сына родителям отдала, сама вены резать пыталась, ее в психушку забрали…