Андрей Дышев - Час волка

Задним ходом я отъехал от мастерской, круто развернулся и на большой скорости помчался в Судак.

– Ты вляпался, парень. В дерьмо и капкан одновременно, – говорил я, срывая раздражение на педали акселератора. – Теперь тебя ждет тюрьма, а меня – очередное звание…

Володька насторожился. Он сидел неподвижно, лишь громко сопел, двигал челюстью и вращал по сторонам глазами. Я влетел в город, на всякий случай объехал пост ГАИ по грунтовке, идущей вдоль плантации виноградника, оттуда по бездорожью скатился в ложбину между двух выгоревших холмов и, прыгая по камням, подъехал к дому Виктора с тыльной стороны.

– Пойдем, свинья, – сказал я ему, останавливаясь у калитки, ведущей в сад. – Я тебе открою маленькую тайну.

Это был опасный экспромт, но я должен был сыграть сильно и точно, чтобы в дальнейшем не получить новый тюк проблем от братков.

Вытащив Володьку из машины, я подтолкнул его к калитке.

– Это дом моего сослуживца старшего лейтенанта Куценко, – сквозь зубы процедил я, выискивая глазами хозяйку. – Он погиб вчера при исполнении служебного долга. Его убил кто-то из твоих братков. Теперь, урод, я буду искать убийцу и мстить за него всем, кто с этим убийцей был связан.

Я втолкнул слесаря в сад, прислонил его к стволу яблони и пошел к веранде, из которой выходила не по годам полная жена Виктора. Она была в черном платке, но в ее профессионально лживых глазах базарной бабы особого горя я не заметил.

– Примите мои соболезнования, – громко сказал я и, подойдя к женщине вплотную, взял ее за плечи и тише добавил: – Меня прислали из автошколы. Я должен забрать машину.

Женщина кивнула и для порядка взвыла:

– Ой, горе какое! Горе-е-е! Не стало кормильца моего-о-о!

– Будьте мужественны, – сказал я, испытывая ни с чем не сравнимое чувство гадливости, повернулся и быстро подошел к слесарю. Глаза его были широко раскрыты, подбородок мелко дрожал. Я затолкал тряпку поглубже ему в рот, взял под локоть и повел к гаражу напрямик, по картофельной ботве.

Гаражные ворота не были заперты. Я открыл одну створку, втолкнул в гараж слесаря и, сжав в кулаке его кучерявые волосы, показал на «шестерку».

– Узнаешь, свинья, машину? Проглотил наживку? Раскололся? Теперь я представлюсь: я капитан милиции Вацура, уголовный розыск! – и на мгновение раскрыл перед его безумными глазами красное разрешение на право хранения помпового ружья.

Слесарь замычал, стал крутить головой. Я схватил его за грудки и кинул на каменную стену. Он прилип к ней, как медуза, и стал медленно оседать на пол.

– Сейчас, мразь, я отвезу тебя к следователю, – спокойным голосом сказал я, осматривая машину. Виктор успел отрихтовать и закрасить раму, но крыло осталось мятым. – Следователю ты расскажешь все, что тебе известно про наркотики и про свои связи с братками. Потом пару лет ты будешь гнить в переполненном следственном изоляторе, ожидая суда, где тебя в первый же день опустят рецидивисты. Потом тебе дадут срок, лет семь, не меньше, и без надежды на амнистию ты будешь его отматывать где-нибудь в николаевских степях. И выйдешь оттуда полным дебилом.

Круто развернувшись, я ударил слесаря коленом в живот. Лицо его стало багровым, он сложился пополам и сел на пол. Я поднял его за волосы и втолкнул в машину. Захлопнул дверь, сел за руль и завел мотор.

Я подъехал к воротам. Вдова предусмотрительно раскрыла их, встала с краю и махнула мне рукой. Я притормозил, высунул из окна голову, очень надеясь, что она не отморозит сейчас чего-нибудь такого, что противоречило бы моей легенде.

– Приходите вечерком помянуть мужа, – сказала она, нехорошо улыбаясь. – Стол у меня не то чтоб богатый, но зато все свое. Я самогоночки нагнала…

Я многозначительно вздохнул.

– Не знаю, не знаю. Я сегодня на дежурство заступаю.

Она с надеждой посмотрела на меня и расправила спереди засаленную юбку. Я махнул вдове рукой и поскорее отъехал.

Володька сидел так, словно из него вытащили позвоночник. Голова его болталась, как яблоко на ветке в шторм. Я выдернул из его рта тряпку и швырнул ее в окно. Слесарь облизал губы. По его щекам текли слезы, застревая в щетине.

– Слышишь, – вздрагивая, произнес он, – ничего я с этих наркотиков не имел… Я вообще никакого к ним отношения не имел. Они приносили и уносили… Слышишь? Мне двадцать один год всего. Ни бабы, ни родителей. Один, как сука бездомная… Вся жизнь наперекосяк!

Быстрее же, быстрее! – мысленно подгонял я его, потому что мы были уже совсем недалеко от отделения милиции, и я перестал давить на газ, выигрывая время.

– Слышишь? – снова всхлипнул Володька. – Сердце у тебя есть?

– Вот! – нравоучительно произнес я. – Как за задницу взяли, так сразу про сердце вспомнил.

– Ну не губи! – выкрикнул слесарь. – Не связан я с этими братками и ничего против твоего друга не имею! Что ты на мне, на пацане, отыгрываешься?

Я притормозил. До отделения милиции оставалось метров пятьдесят.

– Ну, давай! – сказал я, кидая в рот подушечку жвачки. – Слушаю твои предложения.

– Давай договоримся! – оживился Володька, почувствовав надежду.

– Давай, – согласился я. – Ты мне поможешь найти убийцу и взять братков с поличным.

Слесарь помрачнел и опустил голову.

– Тогда мне лучше сразу пойти и утопиться.

– Зачем же топиться?

– Потому что брать братков – все равно что под поезд кидаться.

– Ну, допустим, кидаться будешь не ты, а я.

– А я что должен делать?

– Как принесут они тебе порошок – сразу звонишь по телефону 02 и просишь передать информацию для следователя Маркова. Или же мне, вот телефон. Понял?

– «Стучать», значит? – угрюмо заметил Володька.

– Не хочешь «стучать» – будешь давать показания. Что тебе больше нравится?

Он недолго боролся со своей совестью и, не поднимая головы, буркнул:

– Ладно.

– Пока работаешь на меня – гуляешь на свободе. Все понял?

Володька кивнул. Я развязал ему руки.

– Я могу идти? – спросил он и нерешительно взялся за ручку двери.

– Конечно!

Так мы с ним и расстались, оба довольные, что легко отделались. Я тотчас развернулся и погнал подальше от милиции. Учебная машина с помятым крылом и разбитой фарой была для меня бомбой особой разрушительной силы, и я чувствовал себя за ее рулем достаточно скверно. В пансионате железнодорожников я залил полный бак бензина и, поглядывая в зеркало заднего вида, не торопясь поехал по Новосветскому шоссе. Недалеко от того места, где дорога выгибалась крутой петлей над обрывистым берегом, я остановился, затянул рычаг ручного тормоза и вышел.

Слева от меня колыхался голубой шифон моря, справа – нависала громада горы Сокол. Я обошел вокруг машины, провел рукой по ее горячему капоту, чувствуя вину за то, что невольно укоротил этой укатанной сивке ее жизнь.