Андрей Дышев - Далекий звон монет

Бронзоволицый, не успев ухватиться за что-нибудь, повалился вперед и больно толкнул стволом Анну.

– Потише, шляпа! – сказал он. – Раньше мне казалось, что нервы у тебя покрепче.

– Откуда ты? – бормотал я, озираясь через плечо назад. – Бред какой-то. Этого быть не может!

Машины, идущие следом за нами, сигналили как сумасшедшие. Из-за меня образовался затор. Справа и слева нас объезжали легковушки, и водители, глядя на меня, выразительно стучали себя пальцем по голове.

– Как видишь, может быть, – усмехнулся Цончик. Ему понравилась моя реакция. – Ты не волнуйся, поехали!

Он чуть ослабил струну, и я вздохнул полной грудью.

– Вот черт! – без всякого преувеличения изумлялся я. – Кого угодно готов был увидеть, но только не тебя. Ты что ж, воскрес?

– А я и не умирал, – без всякой попытки мистифицировать событие ответил он. – Я был в отключке, когда ты скинул меня в реку. А там я быстро пришел в чувство.

– Мне казалось, ты не дышал.

– Пульс щупать надо было, шляпа!

– И как тебе жилось под моим именем? – спросил он спустя некоторое время, когда мы вырулили на Симферопольское шоссе и я быстро разогнался до ста восьмидесяти. – Читал в газете: «Чудом спасшийся Цончик похищен из Склифа».

– Хреново мне жилось, – признался я. – Дел надавали выше крыши, а денег не заплатили никаких.

– А-а-а! – обрадовался Цончик. – Понял теперь, почем хлеб рядового милиционера из отряда особого назначения?

Я не стал говорить, что мне известно, какой он теперь милиционер. Я сказал другое:

– Значит, Тарасов решил все-таки не отпускать нас?

– Естественно! Ты ж ему вместо денег «куклу» сунул.

– А ты откуда знаешь?

– А откуда у тебя деньги? У тебя их никогда не было. Это ты, шляпа, думал, что они в кейсе. Сразу было видно, борет-ся ли человек за кейс, как за свою жизнь, или же только делает вид, что не хочет его отдавать. Ты дрался. И я понял, что тебя тоже облапошили, ты тоже думал, что вынес из банка золото.

– Какой ты наблюдательный! – похвалил я, но с оттенком иронии.

Анна не принимала участия в нашем разговоре. Я уже всерьез стал беспокоиться за ее психику.

– Когда я сказал Тарасову про то, как ты за чемодан цеплялся, он все поверить не мог, что ты блефуешь. А когда поверил, то приговорил твоего дружка… Не пойму, зачем ты водил Тарасова за нос и не признавался, что Влад подсунул тебе бомбу? Он бы от тебя сразу отцепился.

– Мне нужно было спасти Анну, – ответил я.

– Что ж, можешь считать, что ты ее спас… Да, ягодка? Что ты молчишь, будто язычок проглотила? Когда в чулане сидела, горластая была, голодовки объявляла. Огонь, а не баба!

– Она, как и я, шокирована предательством друга, – ответил я за нее и не удержался, чтобы не вставить шпильку: – Влад для нее был очень близким человеком.

Выпад прошел мимо цели. Похоже, что Анна вообще не слушала наш разговор.

– Я понимаю, – сочувственно вздохнул Цончик. – Когда предает друг, на сердце всегда тяжело. Но тонуть в холодной воде, когда тебя затягивает под лед, – тоже не сладко. Так что ты прости меня, шляпа, за то, что я доставил тебе некоторые неудобства.

Я так и доехал до особняка Жоржа с петлей из стальной струны на шее. Цончик освободил меня сразу, как только я заглушил мотор и отдал ему ключи. Я был готов к тому, что он сейчас обыщет меня и найдет спрятанный за поясом «сентинел», но бывший омоновец то ли нарочно, то ли по забывчивости упустил эту немаловажную процедуру, и в особняк я зашел с оружием, что, как уже известно, было моветоном.

Ни вьетнамца, ни кого бы то ни было из охраны я не встретил на своем пути. Казалось, особняк после гибели хозяина опустел, лишь по-прежнему громко чирикали волнистые попугайчики в зимнем саду да журчал маленький водопад.

Цончик приказал нам подняться по лестнице, идущей вдоль стены, на балкон, нависающий над зимним садом, а оттуда провел в небольшую, совершенно пустую комнату без окон. Ее стены, пол и потолок были обиты мягкой ворсистой тканью, оттого она напоминала внутренность шкатулки. Цончик закрыл за нами дверь и щелкнул замком.

Анна, оставшись со мной наедине, тотчас опустилась на пол и прислонилась спиной к стене.

– Опять тюрьма, – прошептала она. Это были ее первые слова, произнесенные с момента нашей встречи.

Я кинулся к ней, встал на колени и прижал ее голову к себе. Волна жалости захлестнула меня, когда я представил, сколько пришлось пережить ей за этот месяц.

– Где тебя держали? – спросил я. – Ты здорова? Ничего не болит?

Это была несвоевременная участливость, и Анна в ответ лишь отрицательно покачала головой. Она была права: сейчас надо было говорить о более важных вещах.

Я сел рядом с ней, обнял ее за плечи, зарылся носом в распущенные волосы и на ощупь нашел губами ее ухо. Я шептал ей очень тихо, и это был не столько план действий, сколько слова любви.

Прошло около часа. Анна дремала, лежа у меня на груди, когда дверь отворилась. Я поднял голову. Тяжелая тень заслонила собой свет, хлынувший из дверного проема, как вода через корабельную пробоину.

– Ну, чего застрял! – сказал кто-то.

Дверь захлопнулась. Опять клацнул замок. Возвышаясь как памятник, передо мной стоял Влад.

– Привет, Кинг-Конг! – сказал я ему. – Не ожидал я тебя здесь увидеть.

Влад ничего не сказал. Он зачем-то двинул кулаком по двери, словно хотел проверить ее на прочность, а затем сел на пол в противоположном углу.

Рядом со мной зашевелилась Анна. У нее заболела спина, и она, подняв над головой руки, сладко потянулась. Мне было страшно смотреть на выражение ее лица.

– Ой, миленький мой! – воскликнула она, глядя на Влада. – И ты здесь? Это кого же я должна благодарить за такой подарочек? Да я даже мечтать не могла о том, чтобы лицезреть твой сладкий образ!

От этого приторно-притворного тона мне становилось не по себе. Анна встала на ноги и, виляя бедрами, словно была на подиуме, подошла к Владу.

– Котик, – сказала она, присаживаясь на корточки рядом с ним, – с тобой все в порядке? Тебя не били? Денежки, поди, отдавать жалко, а дяди эти нехорошие могут сделать бо-бо.

– Пошла вон, – огрызнулся Влад из-под ладони, которой прикрывал глаза, словно от Анны шел нестерпимо-яркий свет.

– Дерьмо, – сказала Анна уже другим тоном, встала и той же походкой вернулась ко мне.

– Еще одно такое оскорбление, – предупредил Влад, – и я намылю тебе физиономию.

– Не намылишь, – сказал я, вытаскивая из-за пояса «сентинел».

– Вы, дебилы, уроды, кретины! – вдруг изо всех сил завопил Влад, вскочил на ноги и вскинул вверх кулак с оттопыренным средним пальцем. – Я имел вас всех! И не надо пугать меня своей сраной хлопушкой! Что вы мою совесть треплете! Я нашел это золото! Я! И мне положено девяносто процентов, а вам как носильщикам – десять. И если бы не уголовные дружки Вацуры, то я бы ни за что не согласился делиться поровну.