Андрей Дышев - Инструктор по экстриму

Он принялся кромсать дерево топором с удвоенной силой, сопровождая каждый удар сдавленным криком. Щепки падали в реку, и мощное течение тотчас уносило их прочь.

– Это инструктора палатка горит! – крикнул Брагин. Он стоял на валуне и видел больше, чем другие. – Огонь может перекинуться…

Он спрыгнул на гальку и, не отрывая взгляда от кромки обрыва, пошел к тропе.

– Кто это поджег? – испуганно спросила Вера Авдеевна.

– Да сам лысый и поджег!

– Господа, надо воду таскать! – предложил Шубин, огорчившись, что предстоящую тризну оттеснило более яркое событие.

– Какой смысл? – лениво ответила Элла. – Палатка горит десять секунд. Сейчас все закончится…

Тем не менее Брагин побежал. За ним следом с криком «Моя косметичка!» на подъем устремилась Марина. За девушкой – Шубин. Оставшиеся две женщины и следователь пошли по тропе без суеты. Элла отставала, но Пузырьков всякий раз уступал ей дорогу.

– А вы не боитесь за свои вещи? – спросил он ее.

Элла обернулась, посмотрела на следователя сверху вниз и ответила:

– А у меня все вещи с собой. Палатка и спальник казенные, отвечать за них будет инструктор…

– А моя палатка стоит далеко от обрыва, – сказала Вера Авдеевна. – До нее огонь не достанет. А вот сердечко… сердечко сейчас выскочит…

Когда они поднялись в лагерь, от палатки инструктора остались дымящаяся кучка горячей клейкой массы да закопченные дюралевые колышки. Шубин и Брагин стояли за очагом, закрывая собой какое-то зрелище, намного более завораживающее, нежели останки палатки.

– Это еще что такое? – ахнула Элла и, оттолкнув идущую впереди Веру Авдеевну, кинулась вперед.

Марина сидела на земле, прислонившись к стволу сосны. Рядом с ней стоял молодой человек в джинсовом костюме.

– Только не надо ко мне прикасаться! – зло произнесла Марина, когда увидела Пузырькова.

Следователь взглянул на Брагина, затем на Шубина.

– Прошу вас быть понятыми.

– Ой-е-ей! – поморщилась Марина. – Какие сложности! Вы будете меня обыскивать? Мне раздеваться?

– Марина, в чем дело? – с круглыми от недоумения глазами спросила Элла.

– Я старший оперуполномоченный уголовного розыска Мищенко, – представился группе молодой человек в джинсовом костюме. – Эта гражданка была задержана мною в тот момент, когда извлекла из-под днища своей палатки сверток и спрятала его в кармане штормовки.

– Пожалуйста, предъявите все вещи, которые есть у вас в карманах, – сказал Пузырьков.

– Нате, – игривым голосом произнесла Марина, вынула из кармана небольшой газетный сверток и кинула его себе под ноги. – Подавитесь!

Никто из группы не мог ничего понять. Пузырьков наклонился, поднял сверток, освободил его из бумаги. Это была видеокассета для любительской камеры.

– Опаньки! – вырвалось у Шубина. – Палатку, значит, нарочно подожгли?

И повисла тишина. Марина энергично жевала жвачку и смотрела в лес. Оперуполномоченный поймал взгляд Пузырькова и принес откуда-то полиэтиленовый пакет. Он опустил его на землю и аккуратно извлек из него желтую толстовку с бурыми пятнами на груди и рукавах. Марина мельком взглянула на нее и отвернулась.

– Это ваша одежда? – спросил Пузырьков.

Элла отступила на шаг и прижала ладонь ко лбу. Ей стало дурно то ли от вида крови, то ли от вида дочери.

– Ладно, не старайтесь, – сквозь зубы процедила Марина. – Это я убила Талдыкина. Пришла в палатку, когда он спал, ударила его топором по голове и скинула с обрыва в реку.

Элла вскрикнула и стала оседать. Шубин подхватил ее под мышки, но не удержал. В его руках осталась только ее курточка на синтепоне, а сама Элла, выскользнув из курточки, мягко опустилась на землю.

– Господи, – шептала она, тряся головой и изо всех сил растирая пальцами виски. – Неужели это правда?.. Это та самая кассета?.. Это из-за нее?..

– Из-за нее, мамочка, – подтвердила Марина и сделала по-детски невинное лицо. – Я хотела продать эту кассету папочке. За сто тысяч долларов. Чтобы улететь в Америку и никогда больше не видеть ваши лживые физиономии!

– Вай-вай-вай, – пробормотал Брагин и, сплюнув под ноги, отвернулся.

В Эллу вдруг влилась жизненная энергия. Она резво вскочила на ноги, шагнула к дочери, попутно оттолкнув Шубина, и вцепилась ей в волосы:

– Дрянь! Поганка! Сволочь! Ты кого продать хотела? Свою мать?..

Сыщик попытался оттолкнуть Эллу от Марины, но женщина, мгновенно переключившись на него, влепила ему пощечину.

– Отдайте мне кассету! Вы не имеете права меня шантажировать! Это противозаконно! У меня есть связи в прокуратуре, я вам устрою сладкую жизнь!

– Правильно, правильно! – весело крикнула Марина, поправляя прическу. – Покажите по телику этот ролик. А я могу прокомментировать. Может, мне за это меньше дадут?

– С меня довольно, – сказал Брагин. – Я отчаливаю! Желаю всем счастья в личной жизни!

Он подошел к своей палатке, выволок оттуда рюкзак и, закинув его на плечо, быстрым шагом устремился в лес.

– Мужики! – обратился Шубин к Брагину, но почему-то во множественном числе. – А как же наше мероприятие?

У Эллы началась истерика. Она рвала на себе волосы и рыдала.

– Разве мы с отцом тебя такой воспитали? Разве мы учили тебя подлости? Мы учили тебя всегда говорить правду. Мы учили тебя быть доброй и трудолюбивой. Мы учили тебя уважать своих родителей…

Она уже плохо соображала, что говорила.

– Ладно врать-то, – слабеющим голосом произнесла Марина. – Всю жизнь вы были обеспокоены тем, чтобы побольше наворовать друг у друга и выгодно развестись. У тебя была своя тайная сберкнижка, у папы – машины и квартиры, записанные на подставных лиц. Всю жизнь вы тщательно, по крохам, собирали друг на друга компромат. У каждого, наверное, уже по цистерне помоев. Вы ненавидели друг друга, а заодно и меня, как отпрыска своего лютого врага.

– Я любила тебя, – бормотала Элла, окосевшая от слез. – Я воспитывала тебя честной, умной девочкой… я учила тебя всему хорошему, любить людей, помогать родителям…

«Она сходит с ума, – подумал Пузырьков. – Но мне почему-то ее совсем не жаль. А вот этой жестокой девчонке помог бы, да не знаю как».

Гера сидел в ледяной воде уже минут двадцать, и дрожь была настолько сильной, что он стал беспокоиться, как бы спецназовцы не услышали клацанье его зубов. Когда обе «Волги», шурша колесами, неторопливо подъехали к мосту, Гера уже не чувствовал тела. Быстрее бы! Быстрее! Лишь бы хватило у него сил, лишь бы раньше времени не остановилось сердце…

Машины въехали на мост. Настил заскрипел, подрубленные опоры качнулись, но сидящие в машинах люди этого не заметили. Первая машина достигла середины, и в этот момент две бревенчатые опоры под тяжестью переломились, настил моста резко накренился, и машина, до дыма вращая колесами, стала съезжать в воду. Распахнулись дверцы, кто-то крикнул: «Все наружу!», и Гера увидел, как стали вываливаться и падать в реку люди в пятнистой форме. Они цеплялись за сломанные опоры, за торчащие бревна настила, похожие на зубья сломанной расчески. «Не утонут, – подумал Гера. – Ничего с этими амбалами не случится».