Андрей Дышев - Морской узел

Меня здорово повело, лицо загорелось, на лбу выступил пот. Фобос искоса поглядывал на меня, как палач, подсыпавший своей жертве яд и ожидающий, когда тот начнет действовать. Иллюминаторы плыли перед глазами, как, собственно говоря, и мысли. Мне трудно было сосредоточиться. «Кто этот Али? – лихорадочно думал я, глотая маслины вместе с косточками. – И для чего у него автомат? По какому праву?.. Странная, очень странная компания. Сколько их тут? Четверо или больше?.. Не нравится мне все это, не нравится. Может, шарахнуть Фобоса по балде бутылкой?»

Опасаясь, что эти тайные мысли могут отразиться на моем лице, я широко и радостно улыбнулся Фобосу. Уверенности, что улыбка удалась, не было, потому как Фобос почему-то нахмурился, покачал головой и сказал:

– Смею предположить, что вы остро нуждаетесь в отдыхе. Пойдемте, я отведу вас в каюту.

Он направился к двери, за которой исчез Али, совершенно спокойно подставляя мне свой поджаренный затылок. Случай был очень удобный, но я не решился им воспользоваться. Не было никаких гарантий, что Фобос правильно отреагирует на удар по голове. Мы вышли к лестнице, ведущей в трюм.

– Жизнь заставляет вносить коррективы, – говорил Фобос, не оборачиваясь. Он осторожно спускался по лестнице, пригнув голову, чтобы не задеть темечком скошенный потолок. – Правильно говорят: если хочешь рассмешить Бога, то расскажи ему о своих планах. Вроде бы все было продумано до мелочей. А вот нет. Стоп машина. Полный назад… Когда я вышел на свободу, то прекрасно знал, чем буду заниматься в ближайшие пять лет. Но уже на следующий же день мне пришлось пересмотреть все свои планы…

Он остановился посреди тесного и душного коридора с гардеробом и санузлом, поджидая меня, потом открыл дверь единственной здесь каюты. Он вел себя как надзиратель, сопровождающий осужденного в камеру. Я зашел внутрь помещения, испытывая смутное желание завести руки за спину. Каюта была крохотной, но уютной – диван, умывальник и привинченный к стене столик. Иллюминатор был завешен шторкой. Фобос даже не переступил порога.

– Нравится? – спросил он, кивая на каюту и пронзительно всматриваясь мне в глаза.

– Сойдет.

– Я вот что думаю, – добавил он, доставая пачку сигарет. – Если вдруг у вас появятся какие-нибудь соображения, то будет весьма разумно, если вы поделитесь ими со мной… Ну, не буду мешать, отдыхайте!

Он закрыл дверь. Я тотчас запер ее на скрипучий тугой замок. Подошел к шторке, закрывающей иллюминатор, сдвинул ее в сторону. Через круглое мутное стекло я видел небо и солнце, повисшее над водой, и рваные отблески на волнах, похожие на россыпь кусочков фольги.

Я принялся стаскивать с себя сырые джинсы и футболку. Кинул одежду на пол, зарылся под колючее старое одеяло и закрыл глаза. Я был озадачен. Мне казалось, что капитан и его команда чего-то от меня хотят, чего-то ждут. И сколько недоверия в их глазах! Самое печальное, что я не мог отсюда уйти и тем самым избавить себя от необходимости отвечать на странные вопросы, мучительно расшифровывать намеки, двусмысленные взгляды, и вообще посвящать незнакомых и малоприятных людей в свои проблемы.

Самым скверным во всей этой истории было то, что я не знал, как долго вынужден буду терпеть это общество. И эта неопределенность измучила бы меня, если бы не надежда, что меня ищут, что уже наверняка подняты по тревоге спасатели, и целые вертолетные эскадрильи прочесывают район за районом в поисках красно-белых обломков несчастного «Яка», и пройдет совсем немного времени, как меня заберут отсюда и, поднимаясь над палубой яхты под рокот лопастей, я помашу капитану рукой и сразу забуду о нем.

Я очень устал, но заснуть так и не смог. Было кратковременное забвение, но разве это можно назвать сном? Стекло в иллюминаторе тускнело, остывало, словно в круглой настенной лампе постепенно убавляли электричество. Солнце опустилось в море, как опускает раскаленную чушку в ведро с водой кузнец, только не клокотала вода, не поднимался пар. Мне было зябко, болела голова – долгое купание в море не прошло бесследно. Некоторое время я сидел на нарах, свесив ноги, и с отвращением думал о том, что сейчас мне снова придется общаться с командой. Не исключено, что я в десятый раз перескажу историю о том, как у самолета отказал двигатель. Потом последуют вопросы: кто я такой, как сюда попал…

Стоило мне только представить эту милую беседу, как острое желание немедленно бежать с яхты заставило меня вскочить с нар и начать торопливо одеваться. Я прыгал на одной ноге, натягивая на себя все еще влажные джинсы. И почему я так легко поверил рыжему? Наверняка на яхте имеется спасательный надувной плот. Приближается ночь. Под ее покровом можно незаметно скинуть плот на воду. А к утру я буду уже далеко от яхты. И спасатели найдут меня гораздо быстрее. Одинокий оранжевый плот, качающийся на волнах посреди открытого моря, – все равно что бельмо на глазу.

Тут я вспомнил, что у меня в карманах когда-то лежали ключи от квартиры. Сами ключи меня сейчас мало интересовали, куда более полезным был брелок, к которому они были прицеплены. Конечно, маленький складной ножичек, подаренный мне Ириной, вряд ли можно было использовать как оружие, зато тонким лезвием можно сковырнуть какой-нибудь замочек или отвинтить шуруп. Я похлопал себя по карманам, но ни ключей, ни брелка не нашел. Возможно, мои карманы добросовестно прополоскало море, когда я свалился в воду. Может быть, брелок выпал, когда я раздевался.

Я опустился на четвереньки, чтобы тщательно осмотреть пол каюты. В каюте было мало света, и мне пришлось ползать по пыльному коврику и гладить его ладонями, собирая какие-то крошки и прочий мусор. Под столиком, где было особенно темно, я нащупал тонкую металлическую трубочку, встал на ноги, поднес ее к иллюминатору. Половинка от шариковой ручки. Отломано грубо, край сплющен, как если бы на него наступили ногой.

Ага, вот и ключи, лежат под столиком, спрятавшись в складке ковра. Я сунул связку в карман и уже хотел было встать, как уловил едва ощутимый тяжелый гнетущий запах, знакомый мне, увы, слишком хорошо. Провел рукой по коврику. В этом месте ворс был жестким, как у пластикового половичка для чистки обуви. Я попытался сдвинуть коврик на середину каюты, куда падал свет из иллюминатора, но он поддался мне не сразу, так как местами присох к полу, словно здесь был пролит клей. Но версия с клеем тотчас отпала, потому как я увидел большое бурое пятно, происхождение которого вряд ли было связано с чем-то обыденным и банальным. Я откинул край коврика, машинально опустил ладонь на пол и с опозданием понял, что сделал это зря. Пол был липким, как если бы его покрасили, да краска не высохла до конца. Я с отвращением отдернул руку и кинулся к умывальнику. «Загустела, уже крошится, – думал я, глядя, как темно-бурая вода уходит в сливное отверстие. – Под ковриком она долго сохнет, может быть, со вчерашнего дня».