Андрей Дышев - Шахидка с голубыми глазами

– И что было дальше? Что ты сделала?

– Что я сделала… – пробормотала Яна, потирая висок. – Кажется… Ну да, я попросила разрешения позвонить…

– Кому ты позвонила, Яна? – спросил я, пытливо заглядывая Яне в глаза.

Она растерянно смотрела на меня, переводила взгляд на мой лоб, щеки, губы… В глазах ее мелькнул то ли испуг, то ли надежда, то ли вопрос…

– Ты позвонила молодому человеку, – подсказал я.

Яна дышать перестала. Не сводя с меня глаз, она тихо, боясь ошибиться, спросила:

– Это был ты?

И тотчас откинула голову на матрац, закрыла глаза, задышала часто и тяжело.

– Господи, Кирилл! Но почему же ты не забрал меня тогда? Почему не увел из центра?

– Но откуда я знал, что из тебя готовят смертницу?! – горячо оправдывался я. – Я был уверен, что это приличное медицинское заведение, где ты проходишь курс лечения.

– Наверное, я выглядела тогда ужасно, – пробормотала Яна. – Скажи, тогда я тебе, конечно, не понравилась, да?

– Почему же! – вкладывая в голос всю силу убеждения, солгал я. – Очень даже понравилась. Хорошенькая девушка в белом, как у медсестры, халатике. Только освещение там было плохое…

– Если бы ты забрал меня оттуда, – вполголоса говорила Яна, не открывая глаз, чтобы было легче представлять себе идиллическую картину, – то все у нас могло бы сложиться по-другому. Не было бы этого кошмара…

– Да, – согласился я. – Все было бы по-другому. И я бы никогда не узнал, кого готовят в реабилитационном центре. И был бы одним из миллиона баранов, которые убеждены, что все теракты готовят и совершают исключительно исламские фанатики.

Я невольно накручивал себя, эмоции начинали брать верх над разумом, я едва не выдал провокационную фразу: «И был бы таким же дураком, как ты, ослепленным любовью к поэзии!» Мне было очень важно узнать, догадывается ли Яна, кто стоит у руля этой фабрики самоубийц. Я хотел, чтобы она сама пришла к этому страшному для нее выводу, но постепенно, капелька за капелькой, как принимают очень сильное лекарство, передозировка которого может убить.

– И еще, Яна, мне очень важно узнать, кто хозяин этого заведения.

Я кинул на нее быстрый взгляд. Яна пожала плечами.

– Не знаю. Я его никогда не видела.

– А ты сама подозреваешь кого-нибудь?

– Нет, – ответила она легко. – Кого я могу подозревать?

– Вспомни, может, психиатры как-то называли его между собой? К примеру, «шеф», «босс» или, скажем, «ментор».

Яна призадумалась. Я внимательно следил за ее лицом. Увы, ни о чем она не догадывалась.

– Как-то раз, – произнесла она медленно, – когда Матфей занимался со мной, в палату зашел Лука и сказал: «Тебя командир вызывает»… Нет, не так! «Командор».

– Командор?

– Да. Матфей извинился и сразу же вышел.

– Он скоро вернулся?

– Минут через пять.

– Как ты думаешь, он выходил с этажа?

– Да, он спускался вниз. Я услышала, как он открывает ключом и распахивает дверь, ведущую на лестницу. У этой двери особый звук, в нем стекло начинает дребезжать всякий раз, когда ее открывают.

– Много комнат на втором этаже?

– Две палаты, кабинет врачей, столовая и процедурная… Вот и все.

– А на первом, насколько я помню, приемное отделение и комнаты для охраны, – произнес я.

– Там еще кухня, – добавила Яна.

– Где же кабинет директора?

– Не знаю. Ничего похожего я не видела.

Мы помолчали. Может, психиатры общаются с «командором» по телефону? Но почему не по мобильной связи, что быстрее и проще?

– Командор, – произнесла Яна, прислушиваясь к ассоциациям, которые вызывали у нее это слово. – Должно быть, это молодой и сильный человек.

– Должно быть, так, – ответил я.

Мы приехали на Побережье поздним вечером, и я повел Яну к себе домой – там ей было безопаснее, чем где-либо еще. Вид моей неухоженной берлоги с засохшими следами многочисленных ботинок на полу, с взопревшей от былого потопа кухней, где стоял тяжелый запах подвального помещения, привел меня в уныние. И если бы не Яна, я, наверное, развернулся бы на пороге и поехал ночевать в гостиницу.

– Ты не переживай, – сказала она и, облачившись в мой короткий спортивный халат, принялась наводить марафет.

Она мыла, скоблила и чистила до глубокой ночи, и продолжала бы свое занятие до утра, если бы я ее не остановил.

Мы пили чай в большой комнате под мерное тиканье напольных часов. Яна загорелась желанием разыскать директора реабилитационного центра, и она вслух размышляла, спорила сама с собой и строила всевозможные версии. Я молча прихлебывал чай и поглядывал на нее с мучительным чувством, что обманываю ее, что поддерживаю ее святую наивность, и от этого мне было гадко и черно на душе. Вот сейчас допью чай, думал я, и скажу ей всю правду. Наверное, она будет плакать, будет страдать, но так будет честнее. И мне больше не надо будет лгать. И Яна избавится от своих по-детски восторженных и чистых представлений о святости поэтической души.

Но я допивал чай и трусливо наполнял стакан снова. «Вот второй допью – и все!» Но допивал второй и опять не мог решиться сказать правду. Как назло, Яна вдруг вспомнила какое-то малоизвестное стихотворение Веллса из его ранней лирики про тихую южную ночь, и я тем более не решился на тяжелый разговор.

Нет, так нельзя, понял я, когда Яна, обняв меня, уснула на моей груди. В древности гонцам, которые приносили плохую весть, отрубали головы. Если я скажу Яне, кто отправил ее на смерть, она возненавидит меня как человека, разрушившего ее идеал. Пущу-ка я ее по следу, как сыщика, пусть сама докопается до истины.

Утром, за завтраком, я сказал ей:

– Вот тебе домашний адрес и фамилия налогового инспектора. Это мой давний приятель. Зайдешь к нему домой, скажешь, что от меня, и попросишь дать всю информацию по реабилитационному центру.

– А какую информацию? – спросила Яна, глядя на листок.

– Кто его хозяин? Есть ли доходы? На какие деньги построен и содержится?

Надо было видеть, с каким энтузиазмом Яна взялась мне помогать! Она даже не допила кофе, вскочила из-за стола и побежала в прихожую. Я едва успел крикнуть ей, чтобы пользовалась только такси и ни в коем случае не садилась в частные машины.

А я тем временем узнал домашний адрес психиатра Лампасова, который устроил меня в реабилитационный центр. Время еще было раннее, и я надеялся застать его дома. У меня были веские основания считать его одной из ключевых фигур, связанных с подготовкой смертников, и потому я прихватил с собой «оперативный чемоданчик», как называл «дипломат», укомплектованный наручниками, цифровым фотоаппаратом, кипой протоколов допроса, Уголовным кодексом и прочей справочной литературой. Автомат туда не поместился, и я положил оружие в обыкновенный продуктовый пакет.