Евгений Монах - Братва. Стрельба рикошетом

Меня так и подмывало съюморить, ответив ему народной пословицей: "Верю-верю всякому зверю, а тебе ежу — погожу!" Но я культурно промолчал.

Получив в пользование личную санитарную книжку, поспешил в столовую на первом этаже. Но, как и подозревал, обед уже закончился. Выяснив, что ужин здесь в восемнадцать часов, я, чисто чтоб не умереть с голоду, запасся в буфете сыром, копченой колбасой и длинным хлебным батоном, очень похожим по форме на милицейскую дубинку. А дабы не давиться всухомятку, благоразумно прихватил также пару бутылок "Виорики". Сухое марочное винцо весьма качественно утоляет жажду.

Вернувшись в номер, сразу сунул бутылки в морозильник холодильника — пусть заледенеет напиток чуток. А съестные припасы аккуратно нарезал карманным ножом аппетитными ломтиками и кружочками.

Из посуды в комнате имелись в наличии только поднос, графин с водой и два высоких бокала из тонкого стекла, разместившиеся на журнальном столике у кровати. Расписанный веселенькими цветочками жостовский поднос я использовал в качестве тарелки для сыра и колбасы, а графин, предварительно вылив содержимое и тщательно сполоснув, наполнил охлажденной "Виорикой". Палку батона, не мудрствуя, просто поломал на куски. Довольно приличненький натюрморт получился в итоге.

Несмотря на раскрытую дверь на лоджию, в номере стояла непробиваемая духота, и я решил переместиться на свежий воздух. Журнальный столик вместе с незамысловатой импровизированной трапезой оперативненько перенес на открытую галерею. Климат здесь был вполне терпимый — убийственные солнечные лучи сюда не проникали из-за натянутого по верху лоджии плотного тента.

В стенном шкафу я видел раскладной деревянный шезлонг, его присоединил в пару к столику.

Устроившись со всеми возможными на данный момент удобствами в приятной тени тента, только приступил к насыщению личного организма срочно необходимыми ему калориями, как мое гордое одиночество тут же было нарушено самым тривиальным образом.

Выходящая на лоджию дверь соседнего "люкса" бесшумно отворилась, и перед моим взором предстал черноволосый мужчина лет сорока пяти в белом полотняном костюме и соломенной шляпе.

— Сегодня прибыли? Новый сосед, если не ошибаюсь? — поинтересовался он, внимательно блестя на меня своими умными карими глазами.

— В точку угодили, уважаемый, — улыбнулся я, почему-то сразу почувствовав к собеседнику искреннее расположение. — Будем знакомы: Евгений Михайлович из Екатеринбурга. Бизнесмен и по совместительству литератор.

— Очень приятно. А я Роман Борисович. И — любопытное совпадение — тоже с Урала. Из Перми.

— Серьезно? — Я даже слегка изумился. — А еще нагло врут, что земной шарик большой! На нем, как выясняется, только гора с горой не сходятся! Не желаете составить мне компанию за столом? Кресло я принесу.

— Не стоит беспокоиться, Евгений Михайлович. В моем номере точно такой же шезлонг имеется. Я сейчас вернусь.

Исчезнув за своей стеклянной дверью, Роман Борисович вскоре появился вновь, неся складной шезлонг и зажимая под мышкой темную бутылку "Хванчкары".

— При такой несусветной жаре полезнее всего потреблять красные виноградные вина, — словно извиняясь, пояснил он, ставя свой алкогольный взнос рядом с моим пузатеньким графином.

— Возможно, попаду пальцем в небо, но, судя по столь грамотному выбору напитка, вы принадлежите к почтенной грузинской нации? — предположил я, когда новый знакомый устроился в шезлонге напротив меня.

— Отнюдь. Не имею к ней ни малейшего отношения, — с вежливой улыбкой зарубил на корню мою догадку Роман Борисович. — Я чистокровный татарин. Да и у вас, дорогой Евгений Михайлович, предки явно берут начало от диких кочевников. Верно? Хотя, несмотря на черную шевелюру, у вас несколько странное строение лица. Скорее европейское. Кто-то из близких родичей русский, наверно?

— Угадали прямо в "яблочко", — не стал я темнить с личной родословной. — Мама русская.

— А отец?

— Тут целая история. По паспорту папаша татарин, а на самом деле нагайбак. Была такая древняя народность, жившая где-то под Уфой. Во времена татаро-монгольского нашествия она влилась в Золотую Орду и даже, по преданиям, пользовалась почетом у Чингизхана — за отчаянную смелость он в авангард, на острие своей конницы всегда ставил нагайбаков. Впрочем, между нами говоря, я сильно подозреваю, что хитрый Чингизхан просто не очень-то доверял новым союзникам или побаивался их. Вот и пускал впереди, чтоб они поскорей перестали существовать как самостоятельное крупное воинское формирование. Так и случилось — за весьма непродолжительный отрезок времени две трети нагайбаков погибли в боях, а оставшаяся часть незаметно полностью растворилась в Орде, также став называться объединяющим словом — татары. И только в наше постперестроечное время, когда вошло в моду ковыряться в собственных истоках, историческая правда и справедливость выплыли наружу. Сейчас, слыхал, родина папаши уже именуется на географических картах как Нагайбакский Автономный округ. Такие вот метаморфозы.

— Да уж. Все нынче стремятся разделиться и получить статус самостоятельной суверенности и самобытности, — то ли огорчился, то ли просто подытожил Роман Борисович, наполняя наши бокалы бордовой "Хванчкарой". — Давайте выпьем за знакомство, дорогой Евгений Михайлович. А также за то, чтоб нагайбак всегда находил общий язык с татарином. Согласны?

— Без базара! — кивнул я и, чокнувшись, мы чистым стеклянным звоном бокалов надежно скрепили наше доброе "международное" соглашение о взаимопонимании.

Терпкое грузинское винцо и правда оказалось точно в тему при здешнем климате — хорошо освежило не только желудок, но и размягченные сорокаградусной жарой мозги.

Роман Борисович, как выяснилось, был нескучным и довольно приятным собеседником, время до ужина пролетело совершенно незаметно. Есть я уже не хотел, сбив аппетит бутербродами с колбасой и сыром, но земляк уговорил меня не ломать дружескую компанию и спуститься с ним в столовый зал.

— Заодно познакомитесь с Рафаилом Вазгеновичем, вашим вторым соседом. Сейчас он, должно быть, на пляже, а то обязательно вышел бы к нам. Но на ужин непременно заявится — аппетит у Рафаила прямо зверский, между нами говоря. Сами увидите, Евгений Михайлович. Очень забавное и поучительное зрелище, поверьте.

— Ладушки, — без особого сопротивления сдался я. — Будь по-вашему. Древний римский лозунг-требование "хлеба и зрелищ!" всегда был мне понятен и близок по духу. Идемте!

Просторный общепитовский зал санатория удивил меня своим немноголюдством.

— В августе мало отдыхающих, слишком жарко. Самый наплыв будет через месяц, в так называемый "бархатный" сезон, — словно прочтя мои мысли, сообщил Роман Борисович. — Вот наш столик. Дайте-ка вашу санаторную книжку, я договорюсь со старшей сестрой, чтоб она вас именно здесь закрепила. Не возражаете?