Евгений Сухов - Резидент

Доводы основательные, веские. С такими не поспоришь, но сдаваться просто так не хотелось.

— А табачок у тебя откуда? — сурово спросил угрюмый старшина с обожженным лицом.

— А чем тебе мой табак не нравится?

— Уж больно дым от него ароматный идет, как от немецкого.

— Боец, а я смотрю, вы эксперт по табаку. Может, потому, что вы, кроме дедушкиного самосада, ничего другого и не курили? А я вам могу сказать, что курил и немецкий табак, и российский, доводилось курить американский и даже сигары. Их премьер-министр Великобритании особенно уважает. — Поморщившись, Рогов добавил: — По мне, так сигары — дрянь редкостная. Хотя табак крепок! Лично я предпочитаю балканский табак, «Герцеговина Флор». Слышали о таком? У него аромат особенно приятен. Герцеговина — это местечко такое в королевстве Югославии. А табак этот сам товарищ Сталин курит. Не станете же вы всех, кто курит этот табак, в шпионы записывать… Вместе с товарищем Сталиным, — с ухмылкой поинтересовался капитан Рогов.

— Ты товарища Сталина не трожь! — подался вперед старшина.

— Отставить! — гаркнул Тимофей. — Нам еще собачиться между собой не хватало! Все, разошлись! Это приказ! Считаю вопрос закрытым. Документы у капитана в порядке, проверил. А что касается «Герцеговины Флор», так его действительно товарищ Сталин предпочитает.

Красноармейцы расходились неохотно, явно разочарованные результатами следствия. Последним отступил и обожженный старшина.

— Не нравится мне твоя слащавая рожа, капитан, — хмуро обронил он напоследок. — Чувствую, смердячиной от тебя тянет.

— Мне твоя тоже не нравится, старшина. Но не убивать же из-за этого… У нас еще будет с вами возможность поговорить пообстоятельнее, когда мы выйдем к своим.

— Вот только до них сначала добраться нужно, — сквозь зубы процедил тот.

До самого вечера, забравшись в глубину лесной чащи, пережидали проходящие мимо немецкие колонны, двигавшиеся нескончаемым потоком на восток. Иногда, приносимые порывами ветра, были слышны звуки далекой канонады, а значит, фронт отодвинулся дальше километров на сто и двигался он быстрее, чем они шли. Нужно было пройти это расстояние и при этом остаться в живых.

Отряд Романцева был разношерстный: по возрасту, по военной специальности, по месту службы, по жизненному опыту. По характеру тоже были разные: кто замыкался, а кто-то вдруг начинал проявлять характер. Среди бойцов выделялся старшина с обожженным лицом, воевавший еще на Халхин-Голе. Строптивый, дерзкий, не терпевший слов, сказанных поперек. Но к Романцеву относился уважительно. Несколько человек были артиллеристами, прошедшими Финскую войну. Немало было совсем молодых бойцов, призванных перед самой войной.

— Товарищ старший лейтенант, — подошел к Романцеву старшина. — Мы тут с бойцами поговорили… У них такое же мнение, как и у меня. Не верим мы капитану… Есть в нем что-то гнилое. Народ подобрался непростой. Спорить я с ними не стал, но хотел бы предупредить, если с этим Роговым что-то случится… не подумайте, что я.

— Я тебя понял, старшина. Не подумаю.

Кивнув, старшина отошел. Сумерки стремительно сгущались, минут через пятнадцать следовало выдвигаться, да и на дороге было не так шумно — можно было ее пересечь и идти дальше на восток. Бойцы, не дожидаясь команды, затушили небольшой костерок, проверили в который раз оружие, подтянули все ремни, подправили обмундирование, готовясь к длительному переходу.

Капитан Рогов оставался вызывающе бодр, и, похоже, предстоящий переход его совсем не угнетал. Доброжелательно улыбнулся подсевшему рядом Романцеву и предложил табачку:

— Может, закурите, товарищ старший лейтенант? Как-то оно помогает.

— Не время, — отказался Тимофей, — скоро выходим. Будем идти всю ночь.

В глазах Рогова сквозило некоторое ожидание, видно, догадывался, что Романцев подсел к нему не случайно. Но разговор не торопил, терпеливо ждал, когда Тимофей заговорит о главном. В свою очередь, Романцев внимательно присматривался к Роговову: гордец, упрямец и, похоже, ничего не боится. Трудно разгадать, какие именно черти поселились у него в душе. В сравнении с остальными, выглядевшими подавленными от долгого унизительного отступления, капитан смотрелся молодцом, словно сбитые в дорогах ноги не про него. Даже иной раз посвистывал какую-то замысловатую опереточную мелодию, чем невероятно раздражал измотанных бойцов. Складывалось впечатление, будто капитан идет не по захваченной врагами территории, а участвует в боевых учениях. Вот сейчас закончится очередной марш-бросок, и можно будет малость передохнуть, утереть пот со лба и потравить какие-то забавные житейские истории. Вот только нет никаких учений, а есть война, где можно в любую минуту получить пулю в живот или напороться на мину. Нужно топать к своим, несмотря на голод и смертельную усталость, чтобы собраться с силами и гнать врага в обратную сторону.

— Тут вот какое дело… У меня к вам претензий никаких нет, люди бывают разные, и нужно это принять. Но бойцам всего этого не объяснишь. Я не могу за них ручаться и контролировать всецело ситуацию тоже не в силах…

— Кажется, я вас понял, вы хотите, чтобы я ушел, — перебил Рогов. — Иначе меня могут убить.

— Если быть предельно откровенным, то да.

— Нечто подобное я предчувствовал, — кивнул Рогов. — Уж больно взгляды бойцов мне не нравятся. Хорошо… Буду плестись где-нибудь в хвосте, а там просто уйду в лес. Надеюсь, не повторю тех ошибок, что были в вашем отряде. Спасибо за предупреждение!

Еще через полчаса отряд Романцева двинулся на восток. Капитан Рогов пристроился замыкающим. А когда Тимофей оглянулся минут через пятнадцать, то его уже не было. Более он с ним не встречался…

— Что вы можете сказать о Рогове?

— Капитана Рогова я знал всего лишь несколько дней. Бойцы его не любили, в чем-то подозревали. Но я проверил у него документы, в том числе партийный билет, и не нашел ничего такого, что могло бы подкрепить их подозрение. Правда, он был не похож на остальных, это надо признать. Было в нем какое-то барство. Не знаю, откуда оно в нем… Потом мне стало известно, что бойцы просто хотят устроить над ним самосуд, и, чтобы этого не произошло, я посоветовал капитану уйти из отряда. Во время одного из переходов он затерялся в лесу. Как дальше сложилась его судьба, я не знаю. Больше его не видел и ничего о нем не слышал. Все это я уже подробно рассказывал при первом разбирательстве.

— Да. Мы проверили. Капитан Рогов пропал без вести.

— Здесь моей вины нет. Без вести пропал не только он один. Ему не повезло. Повезло другим, мне, например, и моего отряду, сумевшим выйти из окружения. А ведь порой казалось, что это невозможно.