Сергей Зверев - Лобовая атака

Высокий парень, единственный, кто из всей троицы терпеливо стоял и ждал своей очереди говорить, откашлялся, обнаружив вдруг не по возрасту басовитый голос:

– У меня дед в Сосновке живет. А немцы всех, у кого есть лошадь и телега, заставляют два раза в неделю возить продукты в лагерь, где наших красноармейцев держат, пленных. Он рассказывал, что немцы в этом лагере из вновь прибывших выбирают танкистов и куда-то в другое место перевозят.

– Ну вот и объяснение, – кивнул на ребят Ростовцев. – Не переживай, танкист, это не твоих привезли сегодня. Найдем, не вешай нос.

– Подождите, – вдруг оживился Омаев, – подождите. Все же совсем наоборот! Если немцы выбирают из пленных танкистов, значит, они им зачем-то нужны. И сюда привезли в город тех четверых, которых Оля видела. Так это же означает, что и моего командира с ребятами тоже могут привезти сюда, если они действительно в плен попали! Оля, я должен их увидеть. Как-то к этому зданию милиции можно подобраться?

– Нет, нет, – замотал головой Федор Акимович, – это определенно опасно. Соваться туда, где содержат важных пленников…

– Подожди, Федор, – задумчиво произнес Ростовцев. – Надо подумать.

До рассвета было уже недалеко. Где-то над лесом уже светлело небо, шаги патрулей почти стихли. Оля всегда говорила, что под утро патрули, как правило, уходят спать, мало кто ходит по городу до шести утра. Разленились немецкие солдаты в тылу. Слишком поверили, что все вокруг спокойно.

Сейчас Оле с Русланом вдвоем удалось пересечь несколько улиц и не встретить патрулей.

– Вон в том доме, – девушка показала рукой на каменное одноэтажное здание за деревянным забором. – У них вход с соседней улицы, а сюда выходит двор. Там милиция свои машины ставила, сарай у них был, в котором всякую рухлядь хранили. Ну, вроде старой мебели.

– Надо узнать, куда выходят окна камеры для задержанных. Не думаю, что в милиции камеры без окон. В нашем городе тоже было отделение милиции, я видел там окна.

– Так я знаю, куда они выходят, – тихо, с довольным видом засмеялась девушка. – Во двор. Камеры в полуподвале, у них узкое окошко под самым потолком. У моей школьной подруги отца за пьяную драку в милицию забирали в прошлом году. По морде дал одному подонку. Подонок сбежал, а отец подруги не посчитал нужным, он же был прав. А забрали его. Мы ему папиросы носили по ночам, пока участковый расследовал это дело.

– Как подобраться к окну, знаешь? – Руслан вцепился девушке в руку.

– Пошли. Немцы думают, раз забор есть, то все в порядке. А мы знаем уже два года, какая доска на одном гвозде держится. В жизни не догадаешься. Доски толстенные, широкие, а толку…

Омаев следом за Ольгой перебежал темную улицу и прижался спиной к старым кирпичным стенам городского гастронома, который не действовал с начала войны. Все, что можно, давно растащили, стекла были все выбиты во время бомбежки. Территория возле магазина захламлена поломанной мебелью, осколками стекла, раскуроченными витринами, железными шкафчиками. Оля прижала палец к губам и махнула рукой.

Руслан стал протискиваться в узкую щель между деревянным забором и стеной магазина. Ясно, что здоровому мужику сюда лезть и в голову бы не пришло. Омаев был невысок ростом, худощав, но и ему было трудновато успевать за Олей. Наконец девушка остановилась, чуть присела и стала отодвигать доску, державшуюся на верхнем гвозде. В заборе образовалась щель, в которую боком все-таки можно было пролезть. Ольга легко скользнула в темноту, Руслану понадобилась почти минута, чтобы изловчиться и пробраться за ней следом.

Девушка сидела на корточках и прислушивалась. Омаев присел рядом. Во дворе было темнее, чем на улице, но глаза постепенно привыкали к темноте. Он различал уже не просто громаду старого каменного дома. Видны были декоративные ниши, повторявшие контуры окон с фасадной стороны. Хорошо, что во двор не выходило ни одно окно. Возле забора, через который они перелезли с Ольгой, высилась куча старых трухлявых досок, чуть подальше – остов сгоревшей «полуторки».

Оля потянула Руслана за рукав и, низко пригибаясь к земле, повела к стене. Там она показала пальцем вниз. Теперь танкист и сам различил четыре узких прямоугольных окна, тянувшихся прямо над землей. Они были забраны старой ржавой сеткой. Но и без сетки вылезти через такой оконный проем было невозможно. Из окон никаких звуков не раздавалось. Оля присела ближе к стене и стал тихо звать:

– Танкисты! Эй, танкисты!

– Какое окно? – тихо спросил Омаев, почти касаясь губами уха девушки.

– Вот это, я думаю, – показала она на второе справа. – Там хозяйственная комната была раньше. Комната завхоза или что-то такое. Здесь камера для задержанных, а эти две – не знаю. В них никогда света не было.

Руслан подобрал с земли маленький камешек, который прошел бы в ячейку сетки на окне и, просунув его в окно, бросил. Было хорошо слышно, как камешек стукнулся и покатился по бетонному полу. Оля снова стала звать тихим голосом, а Руслан бросал камешки. Он уже решил, что именно в этой комнате никого нет и пора попробовать с другими окнами, но тут до его слуха донесся шорох, что-то скрипнуло в темноте комнаты. Он жестом заставил девушку замереть и стал прислушиваться. Точно, внутри тихо звучали мужские голоса. Кто-то шептался.

Руслан уже собрался позвать тех, кто там находился, как в глаза ударил свет. Оказалось, что окно снаружи закрыто куском фанеры, и камешки Омаеву удавалось бросать в окно под нижний неплотно прижатый край этого листа.

– Охранник, – произнес голос предупреждающую фразу, в комнате заскрипело, и воцарилась тишина.

Внутри топали сапоги с подковками, недовольный голос по-немецки что-то проворчал. Шаги стали удаляться. Потом вдали, наверное в коридоре, заговорили два немца. Один – властным голосом, второй – как подчиненный. Это Омаев уловил и не зная языка. Снова наступила тишина. Потом скрипнуло что-то, наверное, деревянная лежанка, и около окна раздался мужской шепот.

– Эй, там, снаружи! Вы кто?

– Мы свои, – заговорила торопливо Оля. – Я видела, как вас вчера утром привезли сюда. Вы танкисты, да?

– Танкисты, – ответил голос. – А ты кто, девочка? Живешь в этом городе? Ты зачем пришла? Помочь хочешь? Надо поговорить, ты завтра приходи, ночью. Охранник спит в коридоре и свет выключает, чтобы спать ему не мешали. А когда проверка приходит, он включает. После двенадцати ночи сможешь прийти?

Оля молчала и вопросительно смотрела на Омаева. Он не знала, что ответить. И еще она не понимала, почему у этого замечательного храброго парня-танкиста так горят глаза и почему он улыбается. А Руслан стал шевелить фанеру, закрывавшую окно, чуть сдвинул ее и лег животом на землю. Он вывернул голову так, что ему удалось заглянуть в маленькую камеру, которую от коридора отделяла лишь железная решетчатая дверь.