Сергей Зверев - Бронебойный экипаж

— Они знают про снаряды и боятся их разбомбить. И они знают, зачем мы сюда пришли, поэтому и на переговорах настаивают. А теперь они еще и разведгруппы в город засылают.

— А я думал, что я один такой умный, — кивнул Лацис. — Согласен с Соколовым. Все последние события говорят о справедливости его замечаний. Они думали нас взять с ходу и быстро. Но не получилось. А теперь, видимо, к командиру, который отвечает за эту операцию, прибыл еще кто-то, кто станет хитрить и тянуть время. И тоже будет за нашей спиной искать снаряды. Одно успокаивает — они пока не собираются нас атаковать. Забелин, сколько у нас раненых?

— Тяжелых и лежачих 82 человека, остальные на позициях. Им перевязки делают санинструкторы.

— Вчера было 91? — тут же спросил Кравченко.

— Умерли, — коротко ответил капитан. — У меня есть предложение, товарищ майор. Я прошу не использовать местную больницу, как вы предлагали, и не искать медицинский персонал. Санинструкторов у нас хватит, медикаментов тоже. Аптекарь Евсеев привел своего товарища, местного терапевта, тот следит за состоянием раненых. Оперировать теперь уже никого не надо. Пока не надо.

— Согласен, товарищ капитан, — кивнул Лацис. — Соколов, что у тебя на позициях? Разведку производил?

— Так точно, — Соколов, как принято во время обращения старшего по званию, встал. — Отправленные мной разведчики доложили, что в лесу напротив нашей линии обороны стоят четыре немецких танка и два бронетранспортера. Других сил нет. Автоматчиков не больше трех десятков человек. Все это похоже на заслон, который нас может временно задержать, если мы решим тем путем уходить. Возможно, они ждут подкрепления, но на данный момент атаковать им нечем. На дальних подступах я оставил мотоциклистов, которые вовремя доложат о подходе свежих сил противника, а пока усиливаем позиции. Вытащили из окопов четыре подбитых трофейных танка, которые нас так выручили. В городе есть машины с исправными орудиями, которые мы намерены перетащить «тридцатьчетверками» на буксире на окраину.

Дверь открылась, и в комнату вошел взводный лейтенант из батальона Забелина. Все сразу обернулись на него.

— Разрешите, товарищ майор? Немцы передают, что выслали к нам парламентера на шоссе. Просят не открывать огня.

— Все по местам! — приказал Лацис, поднимаясь со стула. — Максимум внимания, опасайтесь провокации. Соколов, ты владеешь немецким, поедешь со мной. Я буду говорить с немцем, а ты просто слушай, приглядывайся. Может, заметишь что-нибудь интересное с его стороны.

Броневик сорвался от здания штаба и полетел, трясясь на ухабах. Майор сидел на месте пулеметчика рядом с водителем и, вцепившись рукой в скобу, пытался смягчить дикую тряску. Наверное, рана болела у него очень сильно. Соколов сидел в башне и, прижавшись лицом к нарамнику, крутил перископ, осматривая окрестности. Следом шла вторая бронемашина с полным экипажем для охраны. Диверсионная группа на дороге могла иметь и вторую цель. Например, убить русского командира или перерезать шоссе и лишить обороняющихся связи, возможности маневрировать, перебрасывать подкрепление и подвозить боеприпасы.

Черный «Мерседес» медленно ехал по шоссе. Кто-то, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, энергично размахивал длинной палкой с прикрепленным к ней куском белой материи. Лацис приказал поставить бронеавтомобиль прямо на дороге, а по краям из леса прикрывать этот участок шоссе двумя танками.

«Мерседес» остановился, не доехав до бронеавтомобиля метров двадцать. Передняя дверь открылась, оттуда выскочил немец с погонами унтер-офицера. Одной рукой он держал белый флаг, второй открывал заднюю дверь машины.

Лацис и Соколов стояли возле бронеавтомобиля и наблюдали за немцами. Когда из машины вышел высокий лейтенант в шинели с меховым зимним воротником и меховых наушниках, надетых поверх фуражки, Лацис покачал головой и ехидно заметил:

— Поглядите только, люди добрые, сколько церемоний! Я уж думал, что оттуда выйдет генерал. Ну, на худой конец, полковник. А они лейтенанта прислали. Прав ты, Соколов, это не переговоры, это просто цирк. Время они хотят потянуть. Ну-ну.

Немец подошел и остановился в пяти шагах. Церемонно выбросив руку, он козырнул русским командирам и уверенным тоном по-немецки объявил:

— Я адъютант коменданта района генерала Карлоффа лейтенант Штольц. С кем имею честь?

— Что вам нужно? — ледяным голосом по-немецки осведомился Лацис.

— Простите, но вы не представились. Я прибыл для ведения переговоров с русским командиром, который командует… обороной города.

— Почему я должен представляться? — сделал вид, что удивился, майор. — Я вас сюда не звал. Переговоров не предлагал.

— Но это же законы ведения войны, — искренне удивился немецкий лейтенант. — Если одна сторона предлагает провести переговоры и приостановить военные действия, вторая сторона должна согласиться или аргументированно отказаться. Но всегда должен проходить диалог. Так принято в цивилизованных странах.

— В цивилизованных странах? — переспросил Лацис. — Что-то я не помню факта объявления войны Германией Советскому Союзу. Я тоже считал, что у цивилизованных народов война является крайней мерой политики, когда другие способы преодолеть разногласия исчерпаны. Из-за угла с ножом нападают без предупреждения только бандиты.

— Я думаю, что не время и не место обсуждать вопросы, которые находятся в компетенции руководителей наших стран. Нам же с вами следует обсуждать наше положение здесь в данное время и в данном месте.

— Да? — расплылся майор в хищной улыбке, от которой лицо немецкого лейтенанта заметно побледнело. — А я считаю, что в моей компетенции, когда на мой город без предупреждения и без оснований начинают бросать бомбы самолеты другого государства. И когда мою семью убивают солдаты другой страны. И я не думаю, что вы имеете право указывать мне, что и где следует обсуждать. Это моя земля, я гражданин этой страны, вы враг, который вторгся ко мне. Я вправе убить вас, и это будет в рамках международных конвенций о правилах ведения войны. Наши страны находятся в состоянии войны, мы комбатанты с обеих сторон, одетые в отличительную от гражданской одежды форму. Все по международным законам.

Закончив эту поучающую речь, майор протянул руку и стал расстегивать кобуру с наганом. Лицо немца побледнело еще больше, он каким-то чудовищным усилием воли удержался, чтобы не сделать шага назад.

— Но у меня в руках белый флаг! — почти выкрикнул он. — Я парламентер, а белый флаг признак… Мы предупредили вас через громкоговорители о прибытии парламентера. Меня защищает закон!

— Закон? — рука майора замерла на кобуре. — Тот же закон защищает, что должен был защитить полторы тысячи жителей этого города, когда вы его бомбили и обстреливали, когда вы расстреливали колонны беженцев вон там, на шоссе? Армия должна воевать с армией, а вы воюете с мирным населением.