Дмитрий Дубинин - Код Гагарина

…Майор юстиции Роман Вересков оказался высоким и худощавым брюнетом лет сорока с тяжелым носом и грустными, понимающими глазами на продолговатом лице нездорового цвета. Он чем-то походил на Ричарда Бэрримора, пусть даже совсем неуловимо.

Мне было предложено сесть по другую сторону стола с бумагами и захлопнутым ноутбуком, а также разрешено курить — в наше время такая любезность совсем нечасто встречается.

— Андрей Николаевич, прошу сразу учесть, что это никакой не допрос, никакого протокола вам подписывать не придется, и все ваши слова мне нужны только в плане информации.

Я с видом скептика покивал головой — мол, плавали, знаем… Мягко вы стелете, прокурорские, да жестко потом сидеть окажется. Вересков повторил мое движение и продолжил:

— Ну, если так, то такой вопрос: насколько хорошо вы знакомы с Павлом Витальевичем Столяровым?

Я не слишком ожидал подобного начала, но и не сказать, что был чрезмерно удивлен.

— Мы несколько раз встречались. Беседовали на разные темы.

— Сколько именно раз и когда?

— Если не ошибаюсь, всего два раза. Первый раз — примерно неделю назад в доме культуры имени Островского. Второй — позавчера в летнем кафе возле магазина «Надежда».

— Если не секрет, о чем вы беседовали?

— Не секрет. На религиозные темы.

— Понятно. Он приглашал вас на встречи их церкви?

— Нет. В ДК мы тогда приходили по приглашению его жены. — Вроде бы не тот случай, чтобы врать и юлить, подумал я.

— Ну вот такой момент, Андрей Николаевич. Строго говоря, их церковь — это секта. Типа давно известной и уже слегка подзабытой «церкви Христа», вокруг которой в девяностые так много шума было. У вас не складывалось впечатления, что Столяров был навязчив по отношению к вам? Что он излишне настойчиво пропагандировал свою веру?

— Нет. Я полагаю, что во мне он нашел просто интересного собеседника. Я в нем, кстати, тоже. Ему меня трудно было бы переубедить…

— Почему?

— Я полагаю, что мое мировоззрение уже давно сформировано. Я не метаюсь в поисках неких истин, и не запутался в жизни. Да и возраст у меня «непроходной». На таких, как я, сектанты внимание редко обращают.

— Но вы же сказали, что Столярову было интересно с вами общаться.

— Как образованному и начитанному человеку — да. Как сектанту, стремящемуся заполучить заблудшую душу — ни в коем случае. Я бы не поддался.

Следователь взял паузу. Я взял сигарету.

— Вы женаты? — вдруг спросил он.

— Гражданский брак, уже лет прилично…

— Возможно, нескромный вопрос: ваша жена могла встречаться со Столяровым без вашего ведома?

— Во-первых, Столяров сам женат, если вы об этом… А что касается Татьяны, моей жены, то она иногда общается с женой Павла. По крайней мере, это все, что я знаю.

Вересков вынул из ящика стола небольшой блокнот, перелистал его и протянул мне со словами:

— Можете прокомментировать записи на этой странице? Только прошу не листать блокнот.

Я взял записную книжку и сразу же увидел знакомые имя и фамилию. «Жена А. Маскаева — насч. амер. — информация о почте?»

Мне, сами понимаете, совершенно не хотелось комментировать эту запись.

— Боюсь, что я плохо понимаю, в чем суть этой фразы, — сказал я, возвращая блокнот.

После этого следователь открыл крышку ноутбука, нажал несколько кнопок и повернул компьютер так, чтобы я видел изображенное на мониторе.

— Вы не читали эту статью?

Вересков предъявил мне давешний опус журналиста Чаповалова. Я про себя решил, что пора поговорить с этим щелкопером по душам. А следователю признался:

— Читал. Высосано из пальца. Масса фактических ошибок. Может быть, даже заказной материал. Хотел даже подать в суд, но тут — сами видите — изменена одна буква в фамилии.

— Вас кто-то очень хочет скомпрометировать?

— Меня это сильно удивляет. Я ведь не депутат какой-нибудь. Не чиновник. Я — простой водитель. Шофер, на грузовике работаю.

— Какие тут фактические ошибки вы нашли? Кроме искажения фамилии?

Я перечислил все, которые мне были известны. Начал, конечно, с неверного названия заморской церкви и с того, что американцы сроду не снимали для своих месс зал дома культуры Островского. Добавил, что автор малость перепутал две церкви или, если угодно, секты с очень похожими названиями. А раз журналист настолько вольно обращается с фактами, ничего удивительно нет и в том, что он назвал меня, ныне и давно там неработающего, сотрудником (судя по тону статьи — руководящим) неких фирм с криминальным душком.

Правды ради, я ведь формально был неработающим. Более того — я нарушал закон, так как фактически занимался незаконным предпринимательством, не имея ни регистрации ИП, ни счета в банке, ни лицензии, ни малейшего желания платить налоги. Но, на мое счастье, в данный момент прокуратуру не интересовали мои заработки. Ее даже не интересовал факт сдачи американцам в аренду моей дачи. Я очень надеялся, что дело не дойдет и до жуткого эпизода на этой даче. Вересков снова вернулся к моим делам с Павлом:

— Вы говорите, что обсуждали со Столяровым вопросы религии.

— В общем, да.

— А не могли бы изложить чуть подробнее основные моменты вашей вчерашней беседы?

Ага, щас…

— Мы обсуждали сатанистов, — сказал я.

— Кого? — Вересков, кажется, даже немного удивился.

— Церковь сатаны. А также ее духовных лидеров — ЛаВэя, Кроули. Ну, и про вред, который эта церковь может нанести молодым людям, не научившимся еще разбираться в жизни…

— Вы специально встретились, чтобы обсудить именно эту тему? — следователь легко сумел обнаружить фальшь как раз в нужном месте.

— Не только, — сказал я, понимая, что Вересков уже, скорее всего, допросил Павла и теперь сверяет его показания с моими. — Столяров с подозрением отнесся к представителям американской церкви — той, с которой их перепутал этот журналист Чаповалов. И обратился ко мне за помощью. Если, допустим, я вдруг узнаю, что эти миссионеры — не те, за кого себя выдают, то не мог бы я сообщить об этом ему, Столярову то есть…

— А за кого они себя могут выдавать?

— За христиан-евангелистов. Почти таких же, как церковь, где состоит Столяров. У них есть некоторые тонкие различия, для атеистов несущественные.

— И кем же они тогда является в действительности?

Я пожал плечами. Вересков снова перелистал блокнот. Блокнот Павла. А какого, собственно, черта он находится в руках у следователя?

— Вот, смотрите, что он пишет: «Проверить версию про амер. нац. и солгул». Как вы думаете, что такое «нац. и солгул»?

— Мне такие вещи неизвестны… Это же записная книжка Столярова? Может, он использовал какие-то сокращения, которые только ему известны. Спросите уже его самого! Блокнот у вас, и он должен знать лучше, что в нем написано!