Сергей Зверев - Логово проклятых

– Разумеется, Ярослав Семенович, – сказал Борович и снова стал спускаться по лестнице.

Гранату он держал в кармане военных бриджей с момента выезда из Кракова. Сейчас в его голове созревал план действий. Надо было продумать все за минуту или полторы, а потом сплошной экспромт, как на сцене. Если эти двое там, у автобуса, тогда придется проходить мимо них.

Борович пошел быстрее, сунул руку в боковой карман френча и снял пистолет с предохранителя. Патрон в патроннике, но стрелять придется самовзводом. У него не будет времени взводить курок. Хорошо, что рядом сейчас нет немцев. Куда запропастился майор Нотбек?

Борович шел первым. Выйдя на улицу, он прежде всего бросил взгляд в сторону автобуса. Было еще достаточно светло. Он видел ноги двух человек, стоявших за ним. Михаилу пришлось сбавить шаг, чтобы дать возможность Стецько догнать его. «Мерседес» стоял чуть правее и дальше автобуса. Стецько со своими помощниками шел, громко обсуждая дела и не глядя по сторонам. Они были погружены в свои проблемы. Это хорошо.

«Стецько подойдет к машине с правой стороны и займет пассажирское переднее сиденье, – подумал Борович. – Он так любит ездить. Как мне оказаться рядом? Точно, я попытаюсь подойти с ним вместе справа, чтобы открыть ему дверцу. Очень удачная возможность прогнуться, изобразить из себя лакея для пользы дела. Потом у меня будет еще три с половиной секунды».

Они поравнялись с автобусом. Стецько шел первым. Рядом с ним держался Борович, на шаг сзади – двое помощников Стецько с портфелями в руках, горячо обсуждавших текст какого-то послания. Борович сделал еще пару шагов к «Мерседесу», увидел Юровского и второго оуновца.

«Лучшего момента не будет, – решил Михаил, сжимая в опущенной руке гранату. – Стецько с помощниками еще не увидели этих персонажей, а те сейчас изрядно удивлены тому факту, что появились люди, о которых они только что шептались здесь. Тем более именно я».

– Ложись! – выкрикнул вдруг Михаил.

Помощники Стецько опомниться не успели. Они вообще были заняты своей беседой и ничего толком не поняли. Но вот его самого Борович обхватил руками и вместе с ним рухнул на землю, прикрылся кузовом «Мерседеса» и его задним колесом.

Гранату он бросил недалеко. Никто не понял, что он сделал это.

Прогремел взрыв, со звоном разлетелись стекла автобуса, закричал кто-то из помощников Стецько. Сам оуновский политик бился в руках Боровича и хрипел. Михаилу показалось, что он слишком сильно прижал его. Но думать об этом было некогда.

Борович с пистолетом в руке приподнялся над кузовом легковой машины. Юровский стоял на одном колене. В правой руке он держал пистолет, левой стискивал окровавленное бедро. Его товарищ прижимался спиной к капоту автобуса, закрывая лицо руками.

Пока никто не опомнился, Борович дважды выстрелил в этого типа. Тот согнулся пополам и повалился ничком на камни двора. Юровский попытался поднять пистолет, но у него ничего не получилось. Крупным осколком гранаты ему распороло бедерную артерию, и кровь хлестала из ноги ручьем.

Борович выстрелил, и Юровский упал на бок. Михаил встал в полный рост и пальнул еще дважды.

Стецько, ругаясь и шипя от боли в локте, ушибленном во время падения, встал на ноги. Из здания стали выбегать люди, появился майор Нотбек.

Борович обошел машину и полюбовался на дело своих рук. Да, граната упала удачно. Машина надежно прикрыла от осколков Михаила и Стецько. Заднее крыло разворочено, покрышка колеса превратилась в лохмотья.

Юровский был мертв. Рука не подвела Боровича. Две пули попали ему в грудь, третья – в лицо. Его друг из лагеря Мельника отходил на глазах. Немного подергивались ноги, пальцы скребли брусчатку. Через несколько секунд и тело вытянулось и замерло.

Борович обернулся. Один из помощников Стецько лежал на боку, истекая кровью. Второй склонился над ним, пытался чем-то помочь.

Майор Нотбек постоял возле раненого, посторонился, пропуская человека с аптечкой, потом подошел к Боровичу.

– Что здесь произошло, черт бы вас всех побрал? – спросил он угрюмо, разглядывая еле заметную воронку среди выщербленных камней, машину, изрешеченную осколками, и два тела.

– Думаю, что это было покушение, – ответил Борович, нервно шмыгнул носом, поставил пистолет на предохранитель и собрался сунуть его в карман.

Но майор не дал ему этого сделать. Он протянул руку, и Боровичу пришлось вложить в ладонь немца свой пистолет. Еще он заметил, что предохранительная скоба от запала гранаты удачно лежит возле ног Юровского. Ее туда отбросило взрывом. Хуже было бы, если бы она оказалась по другую сторону «Мерседеса».

– Изложите подробнее! Немедленно! Слушаю вас! – заявил майор, не глядя на Боровича.

– Ярослав Семенович приказал мне вести машину. Цели я не знаю, он мне не сказал. Когда мы подошли сюда, я увидел этих двоих, которые показались из-за автобуса. – Борович указал пальцем на мертвого мельниковца и продолжил: – Вон тот тип в кожаной куртке замахнулся, и я увидел в его руке гранату. Я боялся покушения, поэтому держал пистолет всегда наготове. Этому я учил и курсантов в краковском центре. Мне удалось выстрелить первым, и этот человек не успел бросить гранату туда, куда намеревался. Она упала между нами и машиной. Я успел выстрелить во второго и упасть на землю вместе с господином Стецько. Потом, после взрыва, я поднялся. Нападавшие были ранены, но еще опасны. Мне пришлось стрелять снова. Результат перед вами.

Двое суток никто из представителей ОУН (б), прибывших во Львов, не мог покидать помещений, предписанных им для проживания. Никакой связи, никаких контактов. На третий день остаткам миссии было приказано вернуться в Краков. Ни Бандеры, ни Стецько с ним не было. Один из служащих шепнул Михаилу, что немцы отправили их в Краков еще раньше.

Снова путь через мертвые земли. Не было уже тел и сгоревшей бронетехники. Выгорели засеянные поля. Только кое-где возле дорог, как могильные кресты, торчали почерневшие унылые печные трубы спаленных крестьянских хат.

В краковский центр Борович прибыл 7 июля. Теперь поместье было обнесено колючей проволокой на хорошо оструганных деревянных столбах. Новенький шлагбаум блестел свежей краской. Посреди плаца стояло несколько немецких мотоциклов с колясками. Никого из сотрудников центра не было видно. В воздухе висело осязаемое напряжение.

Борович вошел в свою комнату, постоял немного, озираясь, потом взял чайник и пошел на кухню. Он согрел воды, вымылся до пояса, сменил белье, тщательно побрился.

Он хотел бы пойти в баню, париться, хлестать себя веником, тереться жесткой лыковой мочалкой до красноты, содрать с себя кожу до самого мяса. Михаил хотел бы вместе с кожей содрать и воспоминания обо всем том, что он увидел на Украине, ничего больше не чувствовать, не ощущать.