Сергей Зверев - Логово проклятых

Он на миг остановился и понюхал землю. Ему казалось, что она и пахла здесь совсем по-другому, не так, как в Польше или в Германии.

«Прошли три долгих, невероятно тяжелых года. Теперь враг откатывается назад. Наши войска наносят ему удар за ударом, выходят к государственной границе. Ясно, что останавливаться там они не будут ни на минуту. Надо добить фашистского зверя в его собственном логове, загнать хищника туда и там уничтожить, раздавить без всякой пощады!»

Тут парни, ползущие впереди, остановились. Борович приподнял голову и тоже замер. Тут же в ногу ему ткнулась головой Стелла. Савченко и Акулович обучение проходили не у него, но за эти дни он успел убедиться в том, что бойцы они опытные.

Михаилу очень хотелось закурить, но делать этого было пока нельзя. Такой запрет останется в силе до того времени, когда наступит день, и над головами людей зашумит еловый лес. Запах папиросного дыма разносится далеко. Он способен погубить не только самого Боровича, но и всех его людей.

В голове Михаила снова промелькнула шальная мысль о том, что хорошо было бы выйти прямо на своих. Мол, здравствуйте, товарищи! И все проблемы сразу кончатся!

«Нет, друг, шалишь, – подумал Борович и вытер лицо мокрым рукавом телогрейки. – Черт! Зря я это сделал. Теперь так и буду грязным. Хотя в темноте болотная тина на лице очень неплохо маскирует человека».

По спине Михаила снова пробежал озноб. Одежда вся мокрая, в сапогах вода. Все четверо были одеты в старую, изрядно вылинявшую и застиранную советскую форму без погон, петлиц и знаков различия. Руководство центра решило, что так будет проще, если группа Боровича попадет в руки красноармейцев.

В это время в Советском Союзе многие люди донашивали фронтовую форму. В вещмешках лежала чистая и сухая городская одежда. Но пригодится она еще не скоро.

Савченко поднял руку.

Когда все замерли, он на корточках, то и дело поглядывая влево и вперед, подобрался к Боровичу и сказал:

– Командир, здесь нас должен встречать проводник.

– Хорошо, остановимся, – шепотом ответил Борович. – Отправь Акуловича влево на двадцать метров, сам продвинься вперед и жди проводника. Мы останемся здесь.

Савченко неслышно уполз в темноту. Потом переместилась влево размытая фигура Акуловича. Кругом стояла тишина. Только камыши чуть шелестели на ветру.

Стелла хотела было подползти к нему ближе, но Борович сделал ей знак не шевелиться. Он понимал, что женщине страшно, но не хотел создавать большое темное пятно, заметное для возможного наблюдателя. Да и в случае стрельбы так будет больше шансов уцелеть.

Михаил старался прислушиваться к звукам, долетающим со стороны болота, и отсекать все остальные. Наконец ему показалось, что он услышал легкий всплеск, потом чавканье, похожее на то, с которым человек вытаскивает сапог из грязи.

Борович подвинул под локоть правой руки автомат. Возле камышей раздавались тихие, едва различимые голоса.

Савченко возник из темноты, наклонился к уху Боровича и доложил:

– Проводник здесь. Говорит, можно идти прямо сейчас, в темноте. У него там вешки поставлены.

– Хорошо. Порядок движения такой: проводник, следом ты, не отпуская его ни на шаг от себя, насколько позволяет болото. За тобой идет госпожа Кренцбах. Потом я и замыкающий Акулович.

– Так точно, командир!

– Вперед! – приказал Борович, повернулся к Стеле и поманил ее рукой.

– Да? Что, уже пора? – спросила женщина.

– Да, мы выдвигаемся. Пришел проводник. Вы пойдете третьей, за Колей Савченко. Я за вами следом. Все время думайте, что опасности нет. Я и ребята рядом.

– Хорошо, я не буду бояться, – сказала Стелла и тихо усмехнулась. – А то еще опять подумаете, что я обуза вам, вспомните, что вы меня и через границу когда-то тащили на руках, и с поезда я неудачно прыгала. Теперь здесь.

– Ну-ну. – Борович пожал ей руку и проговорил: – Не надо вспоминать несчастья, думайте только о хорошем. Ну, идите!

Ему очень хотелось в этот момент поцеловать Стеллу. Она никогда еще не вызывала в нем таких вот желаний. Точнее сказать, он просто старался не думать о чем-то таком. Но сейчас…

Женщина ушла вперед. Снова зачавкали шаги по воде. Видимо, проводник вошел в болото.

Борович не успел подняться и пойти за другими, как над камышами засвистели пули. Михаил пластом упал на землю, прижался к ней щекой. Он услышал сдавленный стон, потом мужской возглас.

Пулемет дал еще несколько очередей, теперь уже немного в сторону. Борович на четвереньках, задыхаясь и падая на неровностях почвы, поспешил к воде. Проводник, бородатый мужик в брезентовом плаще и высоких болотных сапогах, стоял, сняв старую кепку, крестился и шептал молитву.

Михаил сначала увидел Савченко, лежавшего на спине. Его грудь была неестественно выпячена. Наверное, он упал на кочку спиной, да так и умер. Пуля попала ему в голову.

Стелла лежала на боку чуть в стороне, подтянув колени к животу, и тихо плакала. Борович опустился рядом с ней на колени и осторожно стал поворачивать женщину на спину. Пуля попала ей в грудь, пробила легкое. Кровь уже вытекала струйкой из уголка губ, а глаза Стеллы смотрели с мольбой.

– Боже мой!.. – лихорадочно прошептал Борович, сбрасывая с плеч вещмешок и нашаривая в кармане ватника пакет с бинтом.

– Нет, не надо, – хрипло, с бульканьем в голосе отозвалась Стелла.

– Как же, тампон нужно срочно. Пневмоторакс… обязательно.

Михаил начал расстегивать фуфайку на груди Стеллы, но она с силой сжала маленькими пальчиками его руку и проговорила из последних сил:

– Миша, я хочу тебе сказать очень много, но боюсь, что не успею. Это так важно для меня.

– Не сейчас, милая, подожди. – Борович безуспешно пытался расстегнуть гимнастерку на груди Стеллы, его пальцы скользили в ее крови. – Вот перевяжу, потом донесем до госпиталя. Я придумаю, как тебя поместить туда. Ты, главное, молчи и береги силы!

– Я не Стелла. Это псевдоним. Меня зовут Ольга Новицкая.

– Я знаю, Оля. Не говори ничего!

– Я люблю тебя, Миша, – прошептала женщина, закашлявшись и брызгая изо рта кровью. – И всегда любила. Только думала, что это помешает нашей работе.

– Я знаю, Оленька.

– Нет, не знаешь… не знал, Миша.

– Перестань, что ты. Все будет хорошо, просто замечательно. Я сейчас, ты потерпи, милая. – Борович сумел-таки расстегнуть гимнастерку и добраться до раны.

Он прижал к ней тампон, собранный из марли, и говорил без умолку. Опомнился Михаил только тогда, когда его стал толкать в плечо Акулович.

– Командир! Михаил Арсеньевич! Она умерла уже. Не надо.

Только теперь Борович увидел, что голова женщины безвольно свалилась набок. Да, под его руками уже не билось, не трепетало сердце. Он прикрыл грудь мертвой женщины, запахнул гимнастерку, потом фуфайку. Вот война все за всех и решила.