Андрей Воронин - Инкассатор. Пуля всегда права

— Не знаю. Я в колоде не старший.

— Ты типа «шестерка». И даже не козырная, — вставил Петрович. — Что с ним делать будем, командир?

— А черт его знает. Закрыть бы денька на два-три где-нибудь, пока мы с Гуссейном и остальными разбираться будем. Вот только где?

— У меня друг в котельной работает, — сказал Семен, — тут недалеко. Под котельной что-то типа убежища с железной дверью. Не знаю, на кой хрен его там соорудили, но место подходящее.

— Ну да, типа твой друг там каждые сутки работает!

— Не, работает не каждые. А живет — каждые. Его женка выперла, пил сильно. Теперь в котельной у себя живет. А что, тепло, светло, диван стоит, бабу привести можно…

— Надежный кореш? — осведомился Петрович. — Не упустит этого говнюка по пьяни?

— Нет, не упустит. Он просто забудет про него, вот и все. Пока мы не напомним. Там, кстати, водопровод есть, а без еды он как-нибудь проживет пару дней.

— Вы что, ох…ли?! — заорал Арбуз. — А если вас пришьют где-нибудь, я там и сдохну в этом «убежище»! Лучше уж сразу мочите!

— Не ссы, нас не так просто пришить, как ты убедился, — «успокоил» его Петрович. — Ну что, поехали?

Вскоре Арбуз был водворен в пустую бетонную комнату метрах в десяти под землей. Ее назначение действительно осталось непонятным, но как тюрьма для злополучного бандита она подходила великолепно. Получивший подробные инструкции и деньги на пропой, Семенов друг лишних вопросов задавать не стал.

Избавившись от Арбуза, Филатов почувствовал облегчение. Теперь предстояло выполнить еще один долг. Юрий вынул мобильник и набрал номер.

— Слушаю. Это ты, Юра? — отозвался атаман.

— Максим, один из твоих ребят погиб, — сказал Филатов. — Старший, Павел. Семен в порядке. Как поступить с телом?

Отставной десантный подполковник долго молчал. Потом тихо произнес:

— Хоть недаром погиб?

— Недаром. Приедем — расскажу.

— Слава богу, у него нет никого из родных. Я специально таких для тебя подбирал, одиноких. А тело… — атаман снова помолчал. — Оставьте у какой-нибудь церкви. Только сами не засветитесь. И записку оставьте, как звать его. Напиши: «Павел Евстафьевич Гринько. Погиб за правое дело».

— Я вам больше не нужен? — спросил Семен, когда сделали то, о чем просил атаман.

— Спасибо, Семен. Где тебя высадить?

— У метро, Юра. И… Я без денег остался, черт-де знает, где бумажник выронил. Одолжишь?

— Конечно. Давайте заедем в магазин, а то с ума сойдем.

Остановившись у ближайшего магазина, Филатов отправил за водкой Петровича. Когда тот возвратился и откупорил бутылку водки, Филатов спросил:

— Семен, у Павла действительно никого не было? В смысле из родных…

— Не было. Он командиром моей роты был в первую Чеченскую, когда я срочную служил. Детдомовский он. И не женился никогда, и детей не рожал. Как будто знал…

Небольшая белоснежная церквушка на окраине Москвы, освященная в память апостолов Петра и Павла, была пуста, лишь лампады и несколько свечек горели перед образами. Юрий, никогда особой религиозностью не отличавшийся, но привыкший соблюдать традиции, перекрестился на Царские Врата и вышел на паперть. Вокруг не было ни души, только ко всему привычный церковный сторож в глубине крохотного кирпичного домика с одним окном выпиливал лобзиком какой-то деревянный узор. Десантник махнул рукой, и Семен с Петровичем вынесли из машины тело казака. Визг лобзика затих. Из сторожки вышел длинный сгорбленный дед и неспешно зашагал навстречу несшим Павла Петровичу и Семену.

— Почто к нам-то? — спросил сторож.

— Некуда больше, брат, — ответил Петрович. — Видишь, погубили человека, а похоронить некому.

— За что погубили-то? Вроде не бандит. Не знаю, что отец Феофан скажет.

— Душегубы его и убили. У него нет никого, один как перст на свете. Пусть батюшка отпоет. За правое дело пострадал раб Божий Павел.

— А откуда я знаю, что за правое дело? — раздался за спиной Петровича чей-то голос. Бригадир обернулся и увидел невысокого пожилого священника с серебряным крестом на груди. — Почему в милицию не заявили?

— Потому, отец, что человек предполагает, а Бог располагает. Он вот, — подошедший Филатов показал на тело Павла, — за правое дело в Чечне воевал. Или за президента Всея Руси? — и осекся, увидев изменившееся лицо священника.

При упоминании слова «Чечня» краска гнева на лице священника уступила место смертельной бледности. Не говоря ни слова, отец Феофан подошел к трупу, перекрестился, опустился на колени и склонил голову. Через минуту он поднялся и сказал сторожу:

— Иван, помоги занести новопреставленного в храм.

Тело казака уложили на специальной тележке слева от алтаря. Священник пристально посмотрел на Филатова, в котором почувствовал главного в разношерстной компании, состоявшей из трех потрепанных мужчин, от которых ощутимо пахло порохом, и очень красивой, но еле державшейся на ногах девушки.

— В Чечне погиб мой старший сын, — сказал отец Феофан. — Вы знали это или случайно пришли в мой храм?

— Случайно, отец. Я клянусь.

— Не надо клясться, Господь не любит клянущихся. Да простит Он мне грех… Я сделаю все, что нужно. Поезжайте с Богом. Да пребудет с вами милость Его.

Всю дорогу до поворота на Монино они молчали. Зина, которая чуть не упала на каменные плиты храма, когда священник начал чин отпевания, тихонько всхлипывала, сжавшись в комочек на заднем сиденье. Хмурый как никогда Петрович досасывал из бутылки водку. Филатов, вцепившись в баранку, словно в горло Гуссейна, гнал под сто пятьдесят по мокрой дороге — только что начался дождь — и не обращал ни малейшего внимания на жезлы стоявших на обочине гибэдэдэшников, изредка отражавшие яркий свет фар. В свою очередь, те не имели большого желания связываться с командой, средь бела дня ехавшей на крутом джипе со скоростью космического челнока и, не иначе, вооруженной автоматами, а то и гранатометами. «Перехват» «Перехватом», а жизнь дороже.

— В баньку бы сейчас, — пробормотал Петрович, выбрасывая из окна машины пустую бутылку, упавшую прямо под ноги очередному менту. — Отмыться от всего этого… Помню, когда с зоны откинулся, три дня из бани не вылезал. Пока меня этот козел в бригадиры не позвал.

— А у тебя есть баня? — спросил Филатов, с трудом удерживая джип на скользкой дороге. — Я не разглядел…

— Да есть, конечно. Приедем — затоплю! Ей-богу, затоплю!

— Обязательно затопи, Петрович. Может, в последний раз в своей родной баньке помоешься, — хмыкнул Филатов. — Ты что, водку всю допил?

— Прямо-таки… Другу завсегда оставлю, — бригадир отвинтил колпачок с очередной бутылки и протянул Филатову. Тот, забив гвоздь на все свои принципы, а также на правила дорожного движения, присосался к горлышку. Впрочем, руль он держал твердо.