Андрей Воронин - Хранитель света

— Та шо ж ты робишь! — с досадой воскликнул Грицко. — Откуда у тебя руки растут? А еще земляк называется!

— Так дергается же! — задыхаясь, огрызнулся Юрченко.

— А ты бы не дергался? От же ж дурная голова! Это как у моей тетки в селе хлопцы перепились, а закуска кончилась. Так они поймали соседскую свинью и прямо живой окорок оттяпали. Нам, говорят, целая свинья без надобности… От же ж и ты такой, хоть и трезвый. Кто так с бабой обращается? Она хоть и баба, а тоже человек! Ты ж сделай так, чтоб ей не больно было, тогда и она дергаться перестанет! Смотри, что наделал! Ты ж ей все руки изрезал, чудила! Да не сюда, баран, вот сюда, в шею…

— О господи, — не открывая глаз, прошептала Даша. — О господи. О гос…

Она услышала совсем негромкий отвратительный мокрый хруст. Мычание жертвы оборвалось, кровать содрогнулась в последний раз, и стало тихо. Потом захрустело снова, уже громче, послышался тупой удар, за ним еще один. «О це дило», — одобрительно сказал Грицко, а Долли с треском и шипением откупорил новую банку пива.

Даша услышала над собой чье-то хриплое, с присвистом дыхание и открыла глаза. Перед ней стоял Денис. Волосы его были всклокочены, глаза дико сверкали на бледном, перекошенном, густо забрызганном кровью лице. Одежда его тоже была сплошь заляпана кровью, а кисти рук были словно одеты в перчатки из красной лакированной кожи, и одну из этих страшных, окровавленных, трясущихся рук Денис протягивал к Даше ладонью вверх.

— К… кольцо, — пьяно запинаясь, сказал он.

Даша решила, что ослышалась.

— Что?

— Дай мне твое кольцо, — все тем же пьяным, тягучим голосом повторил Денис. — Это нужно для… Ну, ты понимаешь. Для правдоподобия.

— Господи, — сказала Даша, — какая же ты мразь! Ублюдок, убийца, трусливый вурдалак…

— Я сделал это ради тебя, — сказал Денис. — Только ради тебя. Домик на берегу Мексиканского залива… — Он хихикнул, как умалишенный. — Дай мне кольцо, Дарья.

— Иначе ты возьмешь его вместе с пальцем? — чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, ломким от ненависти голосом спросила Даша.

— Да, — сказал Денис. — Иначе мне придется взять его вместе с пальцем. Придется, понимаешь?

Даша сорвала с пальца кольцо, швырнула его на пол, уронила лицо в ладони и разрыдалась.

Они сидели за пластиковым столиком открытого летнего кафе, и легкий ветерок трепал у них над головами края синего матерчатого зонтика. Солнце светило ярко, по-летнему, но в ветерке уже ощущалось зябкое дыхание приближающейся осени — заморозков, дыма опавших листьев, которые тлеют в огромных пестрых кучах на газонах и в скверах, затяжных дождей, а потом и первого снега.

— Не тяни, Хохол, — попросил Паштет, рассеянно вертя в руках сигаретную пачку. — Заканчивай с этим делом поскорее, ладно?

— Сначала мне надо получить деньги, — сказал Хохол, — а папаша упрямится. Но ты прав, Павлик: с этим делом пора завязывать. Я у тебя непозволительно загостился, и вообще… Вот ведь упрямая сволочь! Я о Казакове говорю, — пояснил он, поймав на себе удивленный, исподлобья, взгляд Паштета. — Главное, Паша, этот старый хрен до сих пор никак не поймет, что шутки кончились и что дело ему теперь приходится иметь не с собственной дочерью, а с серьезными людьми, с нами.

— С тобой, — поправил Паштет. — Я не при делах.

— Ну да, конечно… Ты у нас чистенький, и чем дальше, тем чище. В ангелы решил записаться? Ладно, это твое дело. Ох, бабы! Как они нами вертят… Вот, возьми, к примеру, этого моего крестника, Дениса. Разве он один, без бабы, на такое отважился бы? Да никогда в жизни! Кишка у него тонка, мозгов маловато. Поэтому, кстати, ни хрена у него и не выгорело, хотя девчонка, скажу тебе по секрету, — огонь. Ее бы подучить немножко, гонор с нее сбить, на правильный путь наставить — ей бы, Паша, в нашем деле цены не было. Она бы еще нами покомандовала, клянусь! А этот дурак ей всю обедню испортил, и получила она вместо бабок твоего Долли да моего Грицко. Ну, да ничего, мы это поправим. Не горюй, Павлик, скоро я не буду надоедать. Вот дожмем папашу… — Он посмотрел на часы. — Да, может, уже и дожали, просто мне еще не сообщили. Прикинь, наши орлы ему палец послали. Бандеролью, блин…

— Чей палец? — вскинулся Паштет.

— А что такое? — Хохол невинно округлил глаза. — Не бойся, Паша, палец не ее, а какой-то приблудной телки. Зато колечко на пальчике — точно ее. И вообще, Павлик… — Тон Хохла сделался осторожным, а манеры вкрадчивыми. — Я, конечно, понимаю, ты перед своей женой вроде в ответе — обещал девчонку не трогать, и все такое прочее… Но ты же не первый день на свете живешь, Паша! Сам посуди: после всего нам эту девку в живых оставлять не резон. Ох не резон, Паша!

— Это твои дела, — стискивая челюсти после каждого слова, тяжело проговорил Паштет. — Я в стороне, это все знают, и моя жена в том числе. И все равно глупо! — не выдержав, взорвался он.

— Что глупо, Паша?

— Да эта дурацкая затея с пальцем. Нашли что посылать — палец! Чужой к тому же… Блин, совсем они там одичали! Да Казакову достаточно привести домой криминалиста, дать ему что-нибудь из вещей дочери, чтобы сличил отпечатки, и сразу получится, что твои орлы зря на себя мокруху повесили.

— Во-первых, не мои орлы, а наши, — уточнил Хохол. — Твой Долли тоже без дела не сидел. Во-вторых, мокруха на Юрченко. Он и палец резал, и колечко на него насаживал. А в-третьих, Павлик, это ведь только начало! Вот я сегодня отправлю туда человечка с камерой, пусть снимут кино, тогда и посмотрим, что наш банкир запоет. Это ему не фотографии с кетчупом на морде!

Паштет брезгливо поморщился, закурил и раздраженно бросил пачку на стол.

— Все, — сказал он резко, — кончай гнилой базар. Поступай как знаешь, не мне тебя учить, а я ничего об этом не хочу слышать. Меньше знаешь — крепче спишь, понял? Покажешь мне потом этого… Холодненьким покажешь, а я тебе спасибо скажу. И больше мне от тебя ничего не надо, никакой информации.

— Ну и правильно, — покладисто согласился Хохол. — Извини, это я просто так, по дружбе, новости с тобой решил обсудить…

— Новости я по телевизору могу посмотреть, — остывая, проворчал Паштет. — Расскажи лучше, как вчера в баню-то сходил. Телки понравились?

Глаза Хохла замаслились от воспоминаний.

— Девочки — первый сорт! — сообщил он.

— Сам подбирал, — сказал Паштет.

— Я так и понял. Представляешь, одна мне говорит…

Он перегнулся через стол и немного пошептал Паштету на ухо. Паштет фыркнул и покрутил головой.

— Ну, дела, — сказал он. — Это которая из них такая бойкая? Надо бы взять на заметку…

Хохол не успел ответить, потому что лежавший на столе телефон Паштета вдруг ожил и задорно, хотя и немного пискляво, исполнил первые такты классического канкана. Паштет накрыл его ладонью, нажатием кнопки оборвал мелодию и поднес телефон к уху.