Сергей Самаров - Жизнь за брата

Так, видимо, все и произошло, судя по голосам на площадке, но я уже отошел от двери и смысла произнесенных слов не разобрал, уловил только какое-то возмущенное раздражение в женском голосе. Лидия Александровна явно была чем-то сильно возмущена. Возможно, тем, что я упорно не желал ее замечать и даже не поблагодарил за вызов полиции. Хотя я и без ее бдительного ока был в состоянии, как оказалось, за себя постоять, а фельдшер «Скорой помощи» даже сказал, что не вполне уверен, что жертва моего кулака живой доберется до отделения нейрохирургии.

То есть появление наряда полиции ни на что, по сути дела, не повлияло. Усилия соседки были напрасными. Даже если бы не было звонка Лидии Александровны, я все равно встретил бы взломщика своим ударом. А видел бы он удар или нет, то есть стоял бы ко мне лицом или спиной — это не важно. Тяжелую травму я ему нанес бы в любом случае.

При ударе спереди кулак пришелся бы в область брегмы. При таком ударе поражаются участки головного мозга, ответственные за координацию движений. В итоге получалось, что Лидия Александровна, желая мне помочь, в действительности дула на ветряную мельницу, не понимая, что та крутится благодаря ветру, а не ее усилиям.

Возможно, соседку раздражало, что события сегодняшнего утра помешали ей спать. На это можно было сказать одно: меньше времени нужно проводить у дверного «глазка».

Говоря честно, я сильно утомился. Но перед тем, как устроиться на отдых, предстояло еще кое-что сделать. Я видел на полке в кладовке брата эпоксидную смолу и набор инструментов. Там же было несколько органайзеров с гвоздями и саморезами самого различного размера.

Я легко подобрал два коротких самореза, развел эпоксидную смолу с отвердителем и с двух сторон закрыл дырку в двери саморезами, которые предварительно обильно обмазал густым клеем. Насколько я знал, эпоксидная смола — самый надежный вид клея. Если приклеится, оторвать невозможно. Тем более невозможно будет вывинтить саморез отверткой, поскольку он вообще не ввинчен, а вклеен в просверленное отверстие.

Дожидаться, пока высохнет клей, я не стал. Тем более когда открывал дверь квартиры, выполняя работу, я слышал шевеление за соседней дверью. Общаться с соседкой у меня желания не было. Настроившись проснуться от любого постороннего звука, я оставил эпоксидную смолу сохнуть естественным образом, убрал инструменты в кладовку, туда же отнес оставшуюся после взломщика аккумуляторную дрель без зарядного устройства и даже без второго аккумулятора, который остался в кармане Башмачника, и отправился досыпать.

Как оказалось, и утром это было сделать сложно. У меня мелькала мысль отключить дверной звонок и все телефоны. Но я понимал, что отрезать себя от мира нельзя, поскольку я причастен к событиям, которые еще предстояло завершить. Но завершить их, будучи отрезанным от окружающего мира, невозможно.

На этот раз меня разбудил звонок в дверь. И опять — звонок последовал сразу после того, как я уснул. Проснувшись, я на часы все же посмотрел. Спал я почти пятнадцать минут. В каких-то обстоятельствах этого могло и хватить, чтобы выспаться, но не тогда, когда нервы расшатаны до предела.

Со стороны мое состояние, естественно, определить сложно. Это за счет умения держаться закрыто от окружающих и не выставлять напоказ свой внутренний мир, свои переживания и свое отношение к событиям. Представляю себе командира роты, который перед солдатами был бы злым и нервным после домашнего скандала с женой или после вызова «на ковер» к комбату. Какой пример такой командир роты мог подать своим бойцам? Как бы они потом относились к нему?

Командир должен быть всегда строг, но также справедлив и отзывчив на все солдатские нужды. За таким командиром солдаты в бой пойдут без раздумий, будучи уверенными, что командир о них уже подумал.

Но если в командире бушуют психопатия и истерия, то неизвестно еще, насколько продуманы его действия. И солдат будут сдерживать сомнения.

Потому открываться перед солдатами со своим внутренним миром нельзя. А привычка быть закрытым перед солдатами автоматически переходит на все, что офицера окружает. Так, например, моя жена прочно уверена, что я вообще человек, лишенный всяких эмоций, поскольку никогда не проявляю их в привычном для других виде. А все потому, что я всегда держу себя в защитном коконе, который сам же мысленно и создал.

После звонка в дверь я думал недолго. Это могла быть или Лидия Александровна, или кто-то еще из соседей, или сам майор в отставке Лордкипанидзе со своими подельниками пожаловал ко мне, не желая предупреждать меня телефонным звонком, чтобы я не успел запросить помощи со стороны.

Если первое или второе, выйти можно в халате брата, который я заранее перенес из ванной комнаты в спальню. Но если это пожаловал Ларик со товарищи, то мне было бы удобнее встречать их в привычном комплекте одежды. В халате даже удар рукой наносить не совсем удобно, не говоря уже об ударах ногами. Да и при маневрировании халат не настолько удобен, как полувоенный костюм.

Если пришли бандиты, я видел свое спасение только в одном — в схватке, устроенной в тесной прихожей небольшой квартиры, в замкнутом пространстве. Там сложно пользоваться пистолетом — есть возможность в своего попасть. При этом я не знал, обучают ли десантников такой дисциплине рукопашного боя, как «бокс в телефонной будке». «Телефонная будка» — это, понятно, условное название любого замкнутого пространства, будь то прихожая в квартире или кабина лифта.

Мы варианты такой схватки отрабатываем. Если отрабатывают и в ВДВ, то у меня могут возникнуть сложности, но здесь я полагался на свою боевую подготовку и тренированность. Все-таки все три моих противника — офицеры ВДВ. С гражданским неподготовленным человеком они справятся без сомнений. Но справятся ли с тренированным действующим офицером спецназа ГРУ? Это вопрос. Они сами наверняка были уверены, что втроем справятся без проблем. Я в этом справедливо сомневался. Но долго ждать и тянуть время было нельзя. Тем более звонок повторился.

— Минутку, я одеваюсь! — Громко крикнул я и в самом деле стал быстро одеваться. Я даже обулся, чтобы иметь возможность в случае необходимости использовать в качестве орудия жесткие армейские берцы.

Мой отклик был услышан. В дверь больше не звонили. Я собрался, выдохнул воздух и вышел в прихожую, глянул в дверной «глазок» и перевел дыхание. Это была соседка. Лидия Александровна, видимо, застенчивостью не отличалась и считала, что ее обязаны принимать в любое время суток.

Я открыл дверь, но не настолько широко, чтобы это можно было принять за приглашение войти.

— Чем могу быть полезен? — спросил я.