Александр Тамоников - Нацисты в белых халатах

– Считаете, он сделал неправильно? – Никита немного напрягся.

Что будет делать настоящий вражеский агент, если почувствует угрозу своей безопасности?

– Я так не думаю. Капитан Квашнин все сделал правильно. По адресу Тракторный переулок, четыре проживает одинокая женщина, с которой у меня уже три вечера… – Капитан помедлил, подумал, как бы выразиться поизящнее. – Назовем эти отношения лирико-романтическими. – Тут ему самому стало смешно, он еле сдержал улыбку.

– И как зовут эту даму?

– Ее зовут Тамара Никаноровна Чеботарь, – сообщил оглушительную новость Ольховский. – Не исключаю, что вы уже знакомы. Она временно исполняет обязанности председателя горсовета. А если нет, то обязательно познакомитесь.

– И как же вас так угораздило, Игорь Николаевич? – спросил Никита.

Впрочем, почему бы нет? Женщина на работе и в постели – две большие разницы. Тамара Никаноровна – дама в соку, к ней вполне подходит понятие «женственная». Она даже в некотором роде миловидна. Пусть не во вкусе майора Поповича, но все женщины и не обязаны быть таковыми.

– Насмехаться будете? – проворчал Ольховский. – Уставы запрещают нам встречаться с женщинами в свободное от службы время? Проверяйте, я не возражаю. Идея о том, что я агент, а она – связная абвера, настолько, знаете ли, умилительна, что просто молчу. Решать, конечно, вам, Никита Андреевич, но задумайтесь, стал бы так тупо действовать фашистский агент? В форме, почти не скрываясь. Мы возвращались с левого берега Земана, на мосту сломалась машина, подъехали к гаражу, что на Троицкой, чтобы попросить нужную деталь. Там оказалась эта женщина, ругалась на завгара. Послушайте, товарищ майор. – Ольховский раздраженно скрипнул зубами. – Я должен объяснять, как это происходит между мужчиной и женщиной? В каком месте проскакивает искра зажигания? Она одинокая, я тоже. Скоро поеду на фронт.

– Но я должен был спросить, – пробормотал Никита, отжимая педаль сцепления.

В груди у него что-то клокотало, особенно когда он представил себе эту самую искру.

– Так куда едем, Игорь Николаевич?

– На Троицкую, – буркнул Ольховский. – Присмотреть помещения для интендантской службы. Надеюсь, вам туда же.

Дорога была недолгая, впрочем, ее значительно удлиняли рытвины и колдобины. «Газик», фырча и сотрясаясь, объезжал препятствия.

– Вы мрачноватый субъект, Игорь Николаевич, – заметил Никита. – Это натура такая или есть причины?

– Это допрос? – Ольховский покосился на него.

– Это вопрос.

Капитан пару минут молчал.

Машина приближалась к перекрестку с Троицкой. За кустами в лучах солнца, уходящего в закат, поблескивал Земан. Погода баловала, дожди шли на востоке, а к Злотову тучи подходили, уже растеряв свою дождевую тяжесть.

– Вы все равно узнаете, – сказал Ольховский. – В тридцать девятом я проходил службу в Одесской области, имел то же звание капитана, занимал должность начальника штаба стрелкового батальона. Был арестован по ложному доносу, якобы за участие в какой-то группе офицеров, собирающейся убить товарища Сталина. Вы неглупый человек, Никита Андреевич, знаете, какой шквал ложных доносов был в то время. Старший лейтенант Латышевский, начальник связи батальона, метил на мое место. Меня месяц таскали на допросы, подвергали психологическому и физическому воздействию, предлагали подписать форменную чушь. Пока я сидел, потерял семью. Жена с маленьким сыном сбежала в Сибирь с майором-интендантом. Потом случилось чудо. Следователя арестовали, меня выпустили, сообщив, что товарищ перегнул палку. Перевод в другую часть, служба в Армянске. Опять женился, в сорок первом родилась дочка Анюта. Мы обороняли Перекоп в сентябре, я служил в стрелковой дивизии полковника Титова. Обороняли от танковых колонн Турецкий вал, Армянск, откатывались по степи к Севастополю. Это было тяжелое время, Никита Андреевич. Я снова потерял семью. Они погибли под бомбежкой у Константиновской бухты, когда пытались сесть на паром. Мы дрались в окружении, попали в плен, бежали. Снова унизительная проверка. Я должен был доказать товарищам следователям, что не сам попросился в плен, а меня забрали, контуженого и без боеприпасов. Повезло, что люди видели. – Он замолчал, больше не вымолвил ни слова.

Попович тоже вежливо помалкивал. Он подогнал машину к знакомому зданию, протянул Ольховскому руку. Тот пожал ее, кивнул и удалился.

Никита покурил, вошел в дом. Когда пересекал фойе, он стал свидетелем занятной картины. Тамара Никаноровна строго отчитывала у гардеробной двух небритых мужчин. Те пытались что-то сказать в свое оправдание, но без всякого толку. Женщина пребывала в образе строгой начальницы.

Тут-то ей на глаза и попался Ольховский, проходивший мимо. Они переглянулись. Перемена в женщине была разительной. Она на миг обрела другое лицо, потеплели глаза, дыхание перехватило. С этим взглядом было все понятно, здесь не требовались затяжные следственные процедуры. Мужики не заметили. Ольховский чуть притормозил, но все же прошел мимо. Женщина вернулась в образ, отчитывала подчиненных еще энергичнее, напористее.

Никита усмехнулся. Чего не бывает в жизни.

В комнате надрывался телефон. Он схватил трубку.

– Ну, наконец-то, командир, – пробился через треск помех знакомый голос. – Кольский беспокоит. Я не сильно тебя отвлекаю?

– Докладывай, Глеб. Ты где?

– Я в Буровичах, завершаю опись легкого автотранспорта, находящегося в распоряжении районных гражданских властей. По военному ведомству уже прошелся, побывал в штабе, поругался с тамошними должностными лицами.

– Я в курсе. Что имеем?

– Знаешь, командир, если поскрести по сусекам, то имеем до хрена. В основном это бывалые «ГАЗ-64», пара «эмок», плохо предназначенных для наших сельских дорог, и десяток «Виллисов». При штабе – четыре единицы, но ни одну из них вчерашний радист не мог использовать. Транспорт наперечет, под строгим контролем, к тому же две машины неисправны. Радисту требовалось как минимум часа полтора. Это исключено. Несколько машин при районной комендатуре. Там та же история. Можешь поверить, они не участвовали. Остаются машины связистов, медиков, пара развалюх есть у вещевых складов. В личном пользовании у граждан транспортных средств нет. Все машины принадлежат организациям. Гараж на Троицкой я, кстати, тоже проверил, пообщался со сторожами и завгаром. Пустышка.

– Продолжай работать.

Только он положил на аппарат тяжелую трубку, как тот снова разразился хриплой трелью.

– Я звоню уже в третий раз, товарищ майор. – Голос старшего лейтенанта Тетерина подрагивал от волнения. – Сейчас нахожусь в Рошеве.

– Это далеко, Борис.

– Берлин дальше, товарищ майор. Не поверите, я успел побывать в Черевичном. Это в четырнадцати верстах на запад от Рошева, в расположении стрелкового батальона, в котором меня особенно интересовала рота капитана Чеснокова.