Валерий Барабашов - Крестная мать - 2

Выскочил и Саня-Митя, в растерянности стоял рядом, потом стал оттаскивать паренька, рванул его за рукав вельветовой рубашки, и тот треснул, пополз…

Залу это не понравилось: девицы завизжали, засвистали соловьями-разбойниками парни, на сцену полетели бутылки из-под пива и кока-колы.

— Тра-хай!.. Тра-хай! — теперь уже остервенело орали десятки озлобленных глоток.

На сцену ринулись еще несколько полупьяных и одурманенных наркотиками парней; они оттащили голого Саню в сторону, кто-то под сумасшедше-бурные аплодисменты пнул его в живот, и Зайцев скорчился от боли, уполз за кулисы.

На выручку Кате-Аленке бросились другие актеры, сам Захарьян, что-то вопящие билетерши, даже пожарник — в хулиганов-зрителей ударила вдруг тугая холодная струя воды. Это не остудило несостоявшихся «трахальщиков», наоборот. Кто-то из них бросил в зал боевой клич:

— Ребя-а… Бей! Бе-е-ей!

Крушить начали все подряд. Орущая дикая толпа вывалилась из зрительного зала в фойе, в буфеты — зазвенело стекло, заверещали буфетчицы, на глазах у которых расхватывали спиртное, затрещали столы и стулья. Паренек в вельветовой рубашке, Андрей, опрокинул бочку с фикусом, ее покатили по фойе, пинали; две девицы в коротких юбочках сдергивали со стен портреты актеров, топтали их острыми каблучками; несколько парней, вооружившись, как тараном, тяжелой скамейкой, рушили витражи; еще несколько девиц, визгливо хохоча, рвали с карнизов портьеры… Кто-то уже чиркал спичками…

— Милиция-а-а… Михаил Анатольевич! Да что же вы смотрите? — вне себя кричала, обращаясь к растерянно прячущемуся за колоннами Захарьяну, администраторша — высокая рыхлая дама в строгом костюме. — Вызывайте милицию! Они же нас сожгут! Вы слышите, Михаил Анатольевич?!

При слове «милиция» горячие молодые головы малость одумались. Кто-то из парней крикнул:

— Ребя!.. Уходим!

Теперь толпы хулиганов бросились на выход, к стеклянным высоким дверям, сорвали ее с петель — посыпалось толстое, дорогое стекло… А через минуту в театре стихло. Словно тайфун пронесся — разметал все, разрушил и умчался прочь.

— Да, вот это авангард! — хохотнул Ховард, поднимаясь со своего места: он и его спутники невозмутимо и с интересом наблюдали за всем происходящим. — Давно я не бывал на таком представлении. Давно! Россия нас переплюнула, надо отдать ей в этом должное!

Ховард подошел к понуро стоявшему Захарьяну, взял его под руку. Сказал бодро:

— Ничего, Мишель! Это есть поправимо. Выпишите счет на мое имя, мы все оплатим. Ничего. Это издержки искусства, эмоций! Это хорошо, вы зацепить чувства зритель! Да. Вы задеть их за живое. О’кей! И приходить к нам отель гости. С теми актерками, которые играть сцена. Мы ждать вас.

— Ладно. Придем. Придем! — отрывисто говорил потрясенный Захарьян — даже он не ожидал такого воздействия своего искусства на зрителей. Он все старался засунуть носовой платок, которым только что вытирал взмокший лоб, в нагрудный карман пиджака и никак не попадал. Как будто кармана и вовсе не существовало, черт!..

…Очередное тревожное сообщение о загадочном заминированном чемоданчике поступило в отделение милиции. На этот раз неопознанный объект был обнаружен не где-нибудь, а на территории Останкинского телецентра. Что самое ужасное — чемоданчик отчетливо тикал, указывая на угрожающий характер начинки.

Специально натасканная собака оперативно обнюхала «дипломат» и сделала профессиональную стойку: «Нашла!»

Пока приехали сотрудники ФСК, окружающих не раз прошиб холодный пот. Они периодически поглядывали на свои наручные часы и молились, чтобы механизм был заведен на более поздний срок.

Каков же был конфуз для ответственного за умную собаку милиционера, когда выяснилось, что часы тикали… над чемоданчиком! Они были укреплены на стене!

В «дипломате» же оказались рабочие видеокассеты, оставленные в этом месте рассеянным сотрудником телецентра.

Из газет

В Москву Татьяна ехала с тяжелым сердцем. Командировка, в принципе, была несложной: нужно побывать в Комитете по управлению имуществом (Госкомимущество), передать отчет о ходе приватизации в области, получить некоторые консультации. Суходольский, посылая ее в столицу, сказал прямо: «Пообщайся там с умными людьми, Татьяна Николаевна, поварись в московском бульоне, это тебе на пользу». При этом он улыбался своей очаровательной, ободряющей улыбкой, которой многое говорил: «Мол, понимаю, голубушка, твое состояние, не нужно ничего объяснять. Но на этой работе так: или закрываешь на все глаза и молотишь копну вместе со всеми, со всей нашей командой, либо уходишь, как Полеванов».

Полеванов совсем недавно был председателем Комитета по Госкомимуществу, большим начальником. Но в должности удержался всего два месяца. Человек с периферии, причем с далекой, аж из Амурской области, он был приглашен в Москву на хорошую, денежную работу, которая при желании могла бы сделать его весьма состоятельным и влиятельным чиновником, каких в столице пруд пруди, ведь через Комитет по приватизации шли серьезные документы. Но прежде всего через него шла политика, с которой честный провинциал не мог согласиться. Политика же была такая: продать как можно скорее и дешевле национальную собственность в частные руки. Неважно, в чьи. Хозяином на Руси может стать любой «гражданин мира», лишь бы у этого «гражданина» были деньги.

Потенциальные хозяева не заставили себя долго ждать. Татьяна убедилась в этом и на примере Придонска. Визит Джеймса Ховарда оставил у нее совершенно четкое ощущение — международный капитал ни перед чем не остановится. У него по отношению к России есть только корыстные интересы: предприятия, земли, недра, сырье…

Бывший теперь глава Госкомимущества Полеванов, разобравшись в сути предложенного ему дела — помогать делить национальный пирог, — ужаснулся, написал Черномырдину служебное письмо (его потом изучали в Придонске, в департаменте Суходольского), в котором прямо говорил, что Россия с ее богатством распродается за бесценок. И приводил много конкретных фактов и цифр, из которых Татьяна хорошо помнит две: за 7,2 миллиарда долларов США вместо 200 было продано около полутысячи российских предприятий, то есть почти в тридцать раз дешевле! Россия просто подарила кому-то свое национальное состояние, отдала за бесценок то, что десятилетиями создавали миллионы людей.

Конечно, Полеванова выгнали. Сам президент Ельцин сказал о нем: «Полеванов не понял, что должен работать в одной команде…» Теперь вот и Суходольский, отправляя ее в Москву, намекнул примерно на то же самое — или работай, или уходи. Трудиться в Департаменте по учету и распределению государственного имущества с т а к и м настроением не годится.