Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Татьяна улыбнулась своим мыслям, вскользь глянула на по-прежнему вытянутую куда-то в будущее руку вождя мирового пролетариата, и душу ее вдруг охватила неясная, необъяснимая тревога: что-то она не так делает. Но что?

Памятник Ленину безмолвствовал.

За последние два-три месяца обстановка в ТЮЗе сильно изменилась: администрация театра, не сумевшая свести концы с концами, сдала часть помещения коммерческим структурам. Теперь во многих комнатах и бывших подсобках торговали не только безобидными прохладительными напитками, но и водкой в розлив, сигаретами, презервативами, одеждой и обувью, порнографическими журналами, женскими гигиеническими пакетами «Tampax» и «О.В.», а также муляжами мужских и женских половых органов. Правда, последние изделия открыто на прилавках не лежали, но тем не менее все желающие могли их купить, лишь намекнув продавцам, молодым понимающим людям, что требуется…

Зрительный зал работал теперь по принципу западных кинотеатров: войти и выйти можно было в любой момент, претензий никто никому не предъявлял. Главное — не очень мешать остальной публике. Публика же сама развлекалась, как умела. Никого не шокировала уже бутылка спиртного в руках соседа, легкий храп обмякшего зрителя, смачные чьи-то поцелуи в ближайшем к сцене ряду, ноги, задранные выше носа, мат. Зрители стали принимать участие и в действии на сцене — то помогали перетаскивать декорации во время антрактов, то разнимали поссорившихся рабочих сцены, то громко комментировали происходящее на подмостках, в спектакле: «Ну-ка, дай ему еще, капитан Флинт…», «Эй ты, одноглазый, чего рот разинул? Гляди, сзади крадется!»

Поначалу эта вольница возмущала зрителей старой, добропорядочной закваски, они взывали к дирекции и главному режиссеру, требовали «навести порядок» и прочее. Но таких зрителей с каждым разом становилось все меньше и меньше, а скоро они и совсем перевелись — на спектакли ходила теперь только безусая молодежь, которой нововведения в театре нравились. Одно из этих нововведений — перенос действия непосредственно в зрительный зал. Зрители как бы приглашались к участию в спектакле, их настойчиво и умело втягивали в происходящее, и в самом деле, трудно было не бросить реплику, не коснуться выскочившего в проход между рядами актера, самому не удержаться от искушения выбежать на сцену и что-то там такое изобразить — пусть глупое и смешное.

Захарьян, чтобы был более понятен его замысел, несколько раз выходил перед спектаклями на сцену, пояснял молодым людям, что искусство сейчас стало поистине народным, что каждый из сидящих в зале может принять в нем непосредственное участие, было бы только желание, а талант тут вовсе не обязателен — массовка, она и есть массовка, самодеятельные актеры лишь дополняют палитру сценического действа, раскрашивают его свежими оригинальными красками. Это так называемый авангард, он шествует сейчас по столичным сценам, докатился теперь и до провинциальных театров, и негоже от столицы отставать. Каждый здесь пусть ведет себя так, как считает нужным, принимает посильное участие в создании спектакля, помогает артистам и ему, режиссеру…

Ошарашенные новизной подхода к таинству театра, зрители не заставили себя долго упрашивать и очень скоро перестроились. Понравилась сама идея — делай что хочешь. Молодые люди, как известно, с трудом переносят родительский прессинг и учительскую дидактику. А в ТЮЗе юные горожане вполне теперь чувствовали себя, как и их сверстники на «диком Западе»: было чему подражать и у кого учиться…

В вестибюле театра установили игральные автоматы, где цветные компьютерные герои били друг друга по физиономии руками и ногами «до первой крови»; террорист убивал свои жертвы сначала из пистолета с глушителем, потом топором; огромных размеров негр зверски насиловал белую маленькую девочку; чудовище-горилла Кинг-Конг душил двух полицейских; вампир, восставший из гроба, сосал кровь из тонкой шеи потерявшей сознание девчонки; чьи-то хищные и острозубые челюсти хватали за ноги визжащих от ужаса купальщиц…

Кровь… Смерть… Насилие… «Игры»…

Здесь же, в фойе, установлены и «однорукие бандиты» — бросай монету, дергай и дергай за ручку, может, тебе и повезет, если угадаешь набор цифр…

Здесь же нечто, напоминающее барабан из телепередачи «Поле чудес»: бросаешь монету достоинством в 50 рублей, вертишь барабан и вполне можешь выиграть жвачку, бутылочку пепси или презерватив. Смеху потом — не оберешься!

И здесь же, в специальной кабинке, закрывшись и опустив в щель автомата монету уже в 100 рублей, ты можешь увидеть «голую тетю». Или двух сразу. Или голых тетю и дядю. Или волосатого дядю, которому голая тетя делает нечто приятное…

Фойе театра с его компьютерной начинкой — прелюдия к искусству, подготовка к нему. А само «искусство» начинается в зале после традиционного все же третьего звонка…

Джеймс Ховард смотрел спектакль «Тайная любовь молодого барина» вместе со своими помощниками Сэмом и Фрэнком. Их усадил на лучшие места в гостевой ложе главный режиссер Мишель Захарьян — так Михаил Анатольевич представился американцам, как выяснилось, поклонникам Мельпомены, что ему было приятно. Не все бизнесмены жалуют театр своим вниманием. О желании посмотреть спектакль (а нашумел, однако, нашумел!) сообщил Захарьяну Аркадий Каменцев, попросил поразвлечь о ч е н ь в а ж н ы х г о с т е й. Сам Аркадий спектакль видел, в театр не придет, займется организацией дальнейших мероприятий.

Захарьян спросил Ховарда, хорошо ли тот понимает по-русски. Джеймс ответил, что да, понимает, но все же пусть актеры произносят текст чуть помедленнее, не торопятся говорить.

— Хорошо, мы это сделаем, — пообещал Михаил Анатольевич.

— Господин Захарьян, мне говорить Аркадий Каменцефф, что этот ваш спектакль есть авангард. Он мне его рекомендовать… Пусть актеры поработать сегодня… как это по-русски… Пораскованней, да! Вот им аванс за усердий! — И Ховард протянул Михаилу Анатольевичу несколько зеленых пятидесятидолларовых бумажек.

— Конечно, господин Ховард! Разумеется! — Захарьян с достоинством склонил голову, решив про себя, что две банкноты положит в собственный карман, актерам хватит и тех, что останутся.

За кулисами, позвав в тесный кружок Саню, Катю и Яну, протянул им деньги, сообщил без обиняков:

— Вот, ребятки, господа из Америки желают видеть наш авангард. Раскованность сегодня — полнейшая. Никаких тормозов. Но в рамках сюжета. Импровизируйте, разрешаю. Гости должны остаться довольны. Ты как, Катерина, настроена? А?

Катя улыбнулась.

— Женщина всегда готова. Как пионер, Михаил Анатольевич! — И она даже попыталась отдать главрежу забытый уже салют.