Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

— Нет, я ничего не получал! — перебил Саня судью с отчаянием. — Я был, извините… выпивши, очень боялся премьеры… и потому позволил себе лишнего… я выпил грамм сто коньяка. Я не помню, как это все получилось там, в шалаше… Мы с Марийкой… с Полозовой, перестарались… Вернее, я перестарался. Волновался сильно. Простите, гражданин судья.

— Да, но потом, после убийства… точнее, самоубийства Полозовой вы ведь по собственной воле явились в прокуратуру?

— Да, по собственной. Никто меня ни к чему не принуждал. Но… я был потрясен ее смертью, сильно взволнован. Я не соображал, что делал. Мне казалось, что виноват в этом Михаил Анатольевич. И я ошибся. Марийка… простите, Полозова сама решила свою судьбу. Она, как я теперь понимаю, была чересчур эмоциональна, слишком близко к сердцу приняла… инцидент на сцене.

— Саня! Что ты наговариваешь на Марийку? Имей совесть! — закричали Яна с Катей.

Судья строго прикрикнула на них:

— Свидетельницы! Ведите себя подобающе! Вы в суде, а не на базаре.

— Полозова ведь ни в какие правоохранительные органы не обращалась, так? — заметно успокаиваясь, стал говорить Зайцев. — Она ни на кого не жаловалась, никого не обвиняла. Мне она, извините, дала по физиономии, да. Это было. Но на этом, я считал, инцидент был исчерпан. И эту пощечину заслужил, признаю.

— Но в показаниях Корольковой и Мухиной утверждается, что, с ваших слов — я подчеркиваю, свидетель, с в а ш и х с л о в! — вы получили от главного режиссера миллион рублей. За что?

— Может, я хвастался по пьянке. — Саня уже смело смотрел в глаза судье, спиной чувствуя одобрение и поддержку Захарьяна. — Но это была моя фантазия. С чего вдруг Михаил Анатольевич будет давать мне такую большую сумму? Глупость.

— Да, вы оказались осторожным человеком, — хмуро сказала судья. — Я этих показаний не нашла в деле. Но дыма без огня не бывает, скорее всего, деньги вы брали.

— Я протестую, Лилия Васильевна! — сейчас же поднялся адвокат Захарьяна. — Сумма эта никак и никем не доказана, в материалах дела она не фигурирует, деньги могут действительно быть плодом фантазии свидетеля Зайцева.

— Протест принимается. — Судья вздохнула. Задав еще два-три вопроса Сане, она отправила его на место, снова полистала дело. — У суда имеются вопросы к гражданке Морозовой Татьяне Николаевне, — продолжала Лилия Васильевна заседание суда. — Прошу вас.

Татьяна вышла к кафедре, встала перед судьями. Лицо ее было непроницаемо, сурово.

— Я мало что знаю, граждане судьи, — глухо начала она. — С Полозовой я была знакома, да, любила ее как актрису. Мы с сыном, когда он был еще школьником, ходили в театр, на спектакли… Потом сына убили в Чечне… Но это к делу не относится, простите. С Марией мы совершенно случайно познакомились в сквере… Разговорились…

— В протоколе вот написано, что вы ее… крестная, что ли? — спросила судья. — Вы что, знали ее с рождения? Говорите сейчас, что познакомились случайно, недавно? Я что-то не совсем понимаю. Поясните суду, Татьяна Николаевна.

Татьяна замялась.

— Ну, крестной я назвалась, так получилось, да. Пожалела девушку. Сидит, плачет в скверике… Она одна здесь, в нашем городе жила, мать у нее далеко, на Урале, в Камышлове, отца нет. У нее какие-то неприятности были на работе…

— Какие? Уточните! — потребовала судья. — Это важно. Она вам рассказывала о них? Доверилась вам, так я понимаю. С чего вдруг вы решили стать ее крестной? В таком возрасте… и вообще?

— Ну, Лилия Васильевна… Я же объяснила: жалко стало девушку, руку помощи ей протянула, домой ее пригласила. Что там у нее на работе было, я не знаю, она не рассказывала подробно. Что-то с ролью не так, кто-то грубое слово сказал… Я не знаю, не вникала. Подумала просто, что надо бы помочь — актриса все-таки, необычная профессия. И нравилась она мне всегда. Я ей сказала: если бы Ванечка мой был жив, я бы их познакомила… Хоть и артистка, а все равно живой человек: сидит, плачет на улице. Обидели, как простую…

— За что обидели? Кто?

— Ну, она не стала подробности рассказывать. Может быть, ей что-то мешало. Да и малознакомые мы были с ней люди. А насчет крестной… Да, я сама ей это предложила. Мать ее родная далеко, присмотра тут, в Придонске, за девушкой нету, трудно ей… Поймите, мне просто приятно было помочь девушке. Мы же люди, должны друг другу помогать, как иначе?! Корысти с моей стороны никакой не было. Да и какая может быть корысть? Она сама нищая была… Вырвалось тогда в разговоре, говорю ей: давай я тебе крестной матерью буду, Марийка… она не возражала. Так и осталось. Ребята из театра ко мне в гости приходили, да. Сидели, чай пили…

— Но конкретно по делу самоубийства Полозовой что вы можете сказать? Раз вы ее крестной считались, значит, вы могли знать о ее душевных переживаниях, о причинах, побудивших к самоубийству. Ничего же просто так не бывает. Вам она что-нибудь говорила о спектакле «Тайная любовь молодого барина»? Вы этот спектакль видели?

— Нет, не видела. Что там происходило, не знаю. Но потом, когда мы с Марийкой встретились в сквере, она мне рассказывала, что очень переживает, что… ну, вот Саня Зайцев говорил здесь, конфуз у них получился на сцене. Я, конечно, такого бы тоже не приняла, позор это для артистки, вообще для театра — такое показывать. Но в кино и по телевизору сейчас и не такое увидишь. Я тут ничего не могу сказать… Нельзя было Зайцеву пить перед спектаклем, он лишнее, видно, себе позволил.

— Вы рассказывайте все, что знаете, Татьяна Николаевна! — со своего места в зале громко сказала Катя. — Она вам больше всех доверяла, я так думаю. И нас вы потом…

— Свидетельница, помолчите! — крикнула судья.

— Что говорить, все ясно… — Катя сказала эти слова гораздо тише и одной только Яне, но все в зале ее услышали.

— Я и рассказываю, как было, — ровно продолжала Татьяна, не обернувшись на реплику Кати. — Наговаривать на кого-то не собираюсь, говорю, как было. Жалко Марийку. Молодая, талантливая, красивая… Жить бы ей да жить. Ушла бы из театра, что ли? Раз конфуз такой не смогла пережить.

— Ладно, Морозова, садитесь, — разочарованно сказала судья. — Я, честно говоря, ждала от вас большего: назваться крестной мамой, знать больше, чем другие, и промолчать… Вы же явно что-то недоговорили, Татьяна Николаевна! Явно!.. Ну хорошо, это эмоции. Продолжим заседание. Суд заслушивает свидетеля Захарьяна Михаила Анатольевича. Прошу вас!..

Из зала они — Татьяна и актеры — вышли после заседания суда вместе. Девушки напали на Саню Зайцева, а Татьяна, опустив глаза, прошмыгнула мимо них — пусть молодые поругаются, пусть сами попытаются разобраться в этой проклятой жизни… Да, она хотела помочь Марийке, но вон как все повернулось и у нее самой…