Александр Тамоников - Жестокое перемирие

– Нормально. – Андрей усмехнулся.

– Я тоже с вами, – проговорил Савельев. – Но возникает проблема. Допустим, мы погибнем, но уничтожим батарею. У ВСУ тяжелой артиллерии, мягко говоря, до хрена. Народа тоже хватает. Подведут новую батарею, установят взамен уничтоженной и начнут долбить с удвоенной яростью. Из Ломова для ее ликвидации выйдет новая группа героев? Это что же получится?

– Круговорот героев в природе? – Дорофеев задумался.

– Ответ напрашивается сам собой, – сказал Андрей и пожал плечами. – Инфраструктура базы тоже должна быть уничтожена. Алексей, ты с нами? – Он вонзил взгляд в Костюка.

Тот удивленно приподнял брови.

– А разве я не сказал?

– Ты только подумал, – заметил Голуб.

– Да успокойтесь вы, конечно, с вами, – отмахнулся Костюк. – Я вот только думаю, как нам, не светясь, добраться до места.

– А вот это мы сейчас и обсудим. – Андрей никогда не сомневался в своих товарищах.

Из Ломова ополченцы выбирались поодиночке.

С ночи зарядил проливной дождь и надрывался до утра, превращая город и окрестности в жидкую кашу. Той же ночью начался обстрел. Укропы били по восточным окраинам. Взрывы доносились со стороны кожгалантерейной фабрики и завода железобетонных изделий, рядом с которым располагалась тренировочная база ополченцев. Снова где-то смерть, разрушения!..

Уходя из дома, Андрей глянул в зеркало. Какая-то гремучая смесь из геолога, туриста и бомжа. Старая прорезиненная штормовка, в которой он когда-то ездил с семьей на пикники, залатанные штаны, сапоги, свитер. Затертый рюкзак удлиненной формы, стучащий при ходьбе по той части тела, которая в русском языке называется обратной стороной колена.

Он вынул из семейного альбома фотокарточку годовой давности, где его жена и дочь получились особенно удачно, и спрятал в карман под штормовку. Ему вспомнились скорбные строчки неизвестного поэта: «Любимые не умирают, лишь рядом быть перестают».

«Дождь в дорогу – хорошая примета», – подумал он, выходя из дома, сразу же влетел в глубокую колею, залитую бурой жижей, и измазался по уши.

Окуленко постоял минутку, прислушиваясь к звуку разрывов, сжал челюсти и зашагал в ближайший переулок. Комендантский час был в разгаре, но капитан не боялся. Он сам, черт возьми, патруль!

Через несколько минут Андрей вышел к блокпосту на Лебяжьей улице. В этом районе, в окрестностях промкомбината, городская черта обрывалась. Он мог бы с легкостью преодолеть посты. Своих ополченцы не задерживают, да и предписание Марчука у него имелось. Но раз уж пошла такая конспирация!..

Окуленко свернул с дороги, преодолел заброшенное частное подворье, с опаской прислушиваясь к отдаленному собачьему лаю. Этот город он знал как свои пять пальцев. Андрей переправился через овраг, заваленный бытовым мусором, прополз по высокой траве открытый участок и погрузился в осиновую чащу.

Ополченцы на Лебяжьей несли свою службу не очень-то бдительно. Сквозь переплетения ветвей он слышал, как на посту играет радио, громко переговариваются люди. Там кто-то смеялся.

Андрей подтянул рюкзак, углубился в чащу и сделал остановку в низине, заросшей курослепом. Там он включил компактный планшет, чтобы свериться с картой. До места встречи за Антошкиным ручьем оставалось два километра.

Дождь хлестал по капюшону, стекал с него ручьями. Капитану пришлось прикрыться дополнительной клеенкой. До рассвета оставалось полтора часа.

Он прошел еще немного, увязая в каше из опавших листьев, нашел густое дерево, устроился под ним и привалился к стволу. Холода Андрей пока не чувствовал, но дискомфорт уже присутствовал. Окуленко укутался в накидку, закрыл глаза. Главное, что вышел из города, дальше будет проще.

Но легче не становилось. Больше всего на свете капитан в последнее время боялся оставаться наедине с собой.

Комок в горле делался жестким, невыносимым, пилила тоска, бороться с которой он просто не мог. Ему нужна была компания. Лишь в присутствии других людей Андрей возвращался к жизни.

Небо в прорехах листвы начало сереть, когда он выбрался из укрытия, извлек из рюкзака автомат и зашагал дальше. Дождь пошел на спад и к семи часам утра полностью прекратился. Окуленко перепрыгнул через ручей, форсировал овраг, ощетинившийся колючками репейника, и сделал еще один привал.

Уже рассвело, из-за туч выглядывало солнце, когда он вышел на поляну у развесистой трехствольной осины. Лес в этом месте заканчивался, за поляной начинался непролазный кустарник.

На бугорке сидел мрачный как туча Костюк, давился домашними пирожками и запивал их водой из бутылки. Он потянулся было к автомату, но передумал, быстро дожевал пирожок и вытер рот рукавом.

– Нехватка продовольствия, боец? – пошутил Андрей, падая на соседнюю кочку. – Поздравляю, ты первый добрался.

– Да я тут уже полночи кукую, – проворчал Костюк, отвинчивая крышку с бутылки. – Сестра пирожков напекла, я сказал ей, что уезжаю в длительную, но безопасную командировку. Что поделать, Андрюха, организму требуется здоровое и обильное питание. Хочешь пирожок?

– Нет, – ответил капитан.

Свою семью Костюк отправил в Россию в прошлом месяце, когда враг еще не стучался в ворота и не обстреливал каждый квадратный метр. Теперь он жил с сестрой, которая работала травматологом в госпитале и об эвакуации даже не помышляла.

– Вот и славно, мне больше достанется, – обрадовался Костюк и стал завязывать рюкзак.

Затряслись кусты, и на белый свет выбрался натуральный леший в брезентовом балахоне с полупустым баулом на плече.

– Какой-то ты неузнаваемый, – проворчал Костюк, вновь отвергнув задумку взяться за автомат. – Проходи, гостем будешь. Ты один?

– Нет, я с приветом, – прохрипел Дорофеев, всей своей массой обрушился на поляну и с облегчением перевел дыхание.

– Особая примета – легкое косоглазие, – заявил Костюк.

– А будешь издеваться – в жбан получишь, – пригрозил Дорофеев. – Лучше бы посочувствовал.

– Что-то ты не с той стороны возник, – заявил Андрей. – По вражеским тылам успел пройтись?

– Промахнулся, – объяснил Пашка. – Лишних полверсты отмахал, а потом бодался с этими зарослями. С картами не дружу. У меня технический кретинизм и полное отсутствие навыков ориентирования на местности.

– Пирожок хочешь? – сжалился Костюк.

– Давай, – обрадовался Дорофеев. – Твоя сестра, конечно, не мисс Вселенная, даже не красавица районного масштаба, но пирожки у нее знатные.

Трапезу прервало появление очередного участника мероприятия. Захрустели ветки, и из-за деревьев возник Липник в непромокаемом плаще, резиновых сапогах и с громоздким вытянутым мешком за спиной.