Александр Тамоников - Жестокое перемирие

– Снять бы его, – мечтательно пробормотал Савельев. – А что, командир, хватит уже пешком ходить. С ветерком по вражеским тылам!..

Боец с сожалением выбросил окурок, после чего опять забрался в люк, отсоединил от пулемета какое-то хитрое приспособление цвета вороньего крыла и принялся что-то откручивать от него.

– Что за хрень? – не понял Костюк.

– Прибор ночного видения, – популярно объяснил Дорофеев. – На солнечных батарейках.

Савельев хрюкнул, но вовремя упал лицом в траву. Андрей осуждающе покосился на него. Мол, что это за вольности?

Боец так и не смог открутить от прибора какую-то штуковину, махнул рукой и прицепил его обратно. Из нутра БМД донесся раздраженный зов. Солдат откликнулся сочной тирадой, в которой приличными были только союзы и глагол «иду», забрался в люк и захлопнул за собой крышку.

Машина выбросила из-под гусениц ошметки глины, протарахтела по дороге и, не снижая скорости, вписалась в поворот.

– Шумахер, блин! – проворчал Липник. – Прошляпили мы добычу, мужики. Так и будем топать на своих двоих.

– Черт, меня преследует неприятное чувство, что за нами постоянно кто-то идет, – вдруг пожаловался Савельев, повернулся и посмотрел за спину.

– Это как? – не понял Дорофеев, втянул на всякий случай голову в плечи и сделал то же самое.

В лесу за их спинами никого, разумеется, не было.

– Не знаю. – Савельев пожал плечами. – То отступает, то опять теребит нервы. Тонкое чутье называется. Трудно объяснить, мужики, но временами хочется оглянуться, затылок почесать. Глупость, конечно, мистика какая-то несуразная.

Андрей сглотнул и оставил заявление товарища без комментариев. Он никому не говорил, что на протяжении последних трех часов его также не раз посещало это диковатое чувство. Словно за группой кто-то крадется. То отстанет, то приблизится, то лежит, выжидает, смотрит ополченцам в затылок. Непонятно, враг он или друг. Интуиция пощипывала нервы, потом все пропадало, рассасывалось. Поначалу капитан не придавал этому значения, списывал все на расшалившиеся нервы.

Окуленко сполз с пригорка, сел на корточки и начал всматриваться в чащу. Деревья стояли густо. Зеленый массив к середине сентября слегка поредел, но просветов в нем по-прежнему не было. Андрей скорчил неопределенную гримасу, как-то прерывисто перевел дыхание.

– Ты ведь тоже чувствуешь, командир? – насторожился Савельев.

– Ну, все! – Дорофеев вздохнул. – Открываем собрание клуба параноиков. Вы что, серьезно? – Он тоже как-то забеспокоился, начал ерзать на месте.

Остальные, видя такое дело, стали тревожно осматриваться. Голуб на всякий случай отполз подальше.

– А звери в этих лесах водятся? – спросил Костюк, нервно поглаживая затвор автомата.

– Водятся, – подтвердил Дорофеев. – На БМД только что проехали.

– А как с нечистой силой? – поинтересовался из-за кочки Голуб. – Лешие там, бабайки, кикиморы…

– Кикиморы – это на болотах, – отмахнулся Липник. – Лешие – это мы с вами, а бабайка – вообще персонаж сказочный.

– Ладно, подурили и будет! – заявил Андрей. – Никто не идет за нами, в этом нет никакого смысла.

Рваной цепью ополченцы перебежали дорогу, углубились в кустарник. И вдруг это ощущение, что их пасут, вспыхнуло в мозгу командира с новой страстью. Жирные мурашки поползли по его затылку.

Смертельной опасности Окуленко, как ни странно, не чувствовал, но ощущение было не из приятных. Что-то на самом деле происходило. Интуиция человека, шестнадцать лет проработавшего в органах, научившегося уходить от опасности и фильтровать угрозы, работала на полную катушку.

Дорогу вновь пересекла лощина. Андрей подумал, что этим оврагом и следует воспользоваться, чтобы двигаться вдоль асфальта. Он перехватил вопросительный взгляд Савельева и подал знак, мол, спускайтесь, я задержусь. Едва оказавшись за толстой осиной, обретающейся на краю оврага, капитан нырнул под выступающую корневую часть.

Ополченцы скатывались в овраг, быстро уходили за изгиб лощины. Они не оборачивались, видимо, вникли в суть проблемы.

Андрей скорчился в три погибели за бугристым стволом и затаил дыхание. Поначалу все было тихо, лишь ветер посвистывал в кронах деревьев. Потом он различил шорох, напрягся, стиснул рукоятку ножа под штормовкой. Из кустарника на краю оврага выбрался некрупный человечек, осмотрелся, пригнулся и засеменил к оврагу. Он двигался плавно, почти бесшумно, явно был знаком с лесами и умел перемещаться по ним.

Все же Андрей перехитрил его! Незнакомец уже собрался начать спуск, когда он вылетел из-за дерева и повалил его всем своим весом! Когда тот задергался, Окуленко уселся на него верхом, обездвижил все четыре конечности и удивился. Это был парнишка лет шестнадцати с русыми вьющимися волосами. На нем тренировочный костюм грязно-мышиного цвета и невзрачные кроссовки. Курносый нос, большие голубые глаза, от напряжения выползающие из орбит.

Мальчонка поначалу не понял, что происходит и кто на нем сидит, продолжал дергаться, яростно пыхтеть. А ополченцы уже были тут как тут. Они только сделали вид, что ушли за поворот, а сами поднялись на обрыв и зашли с тыла.

– Я же говорил! – злорадно пробормотал Савельев. – Мне не могло показаться, у меня шестое чувство, знаете, как настроено! Оно никогда не подводит! Слушайте, мужики, это не леший, а пацан какой-то приблудный. Но вы посмотрите, как он сопротивляется! Давай, малый, дерись. У тебя все получится.

– Нет, безнадежно, – заявил Липник и оскалился.

– Безнадежно – это когда земля падает на крышку гроба, – возразил Савельев. – А все остальное можно исправить.

– Вот же твою мать!.. – не по-детски выругался пойманный пацан и перестал сопротивляться. – Это вы!.. А я думал, опять бандиты. А как вы поняли, что я за вами иду? – Он в расстройстве сделал губы бантиком.

– Хоть ты и ловкач, а провести опытных бойцов еще нос не дорос, – объяснил Андрей. – Какой тебе годик-то миновал, отрок?

– Шестнадцатый, – шмыгнув носом, признался паренек. – А что?

– И зовут тебя…

– Иван Мусенко, – без запинки доложил пацан.

– Вот так поворот! – воскликнул Дорофеев. – Подожди, шкет, так это твоих сестер на хуторе Лесок?.. – Продолжать он не стал, смутился.

– Моих!.. – Края скул у парня побелели, он как-то судорожно вздохнул.

Память все расставила на свои места. Многострадальная семья Мусенко. Избитый до полусмерти отец Азар, отправленный в медпункт без всяких перспектив на исцеление, обезумевшая от горя Лида, две малолетние дочери, растерзанные бандитами. Были еще два сына, которые помогли матери укрыться в лесу. Один из них, вот этот самый шкет, потом пытался проникнуть на хутор, вызволить сестер.

– Не убежишь? – как-то сконфуженно спросил Андрей, вставая с притихшего тельца.