Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

Илья поведал Оксане все как есть, без утайки: и о драке на рынке, и о причине этой драки, и о помощи Мити, и о бандитах, подъехавших к его дому, и об отъеме квартиры, и, конечно же, о сегодняшних событиях за городом, у заброшенной городской свалки.

Да и чего таиться? Не тот человек Оксана, от которого стоит что-то скрывать. Да и одна из целей у них общая: найти Димку…

— Ладно, что я все о себе да о себе, — устало улыбнулся Илья, со вкусом затягиваясь «беломориной». — А ты, Ксюша, в своем Новокузнецке чем занималась? Димка-то мне рассказывал, что вроде только в этом году школу закончила…

— Ну, папы с мамой у нас нет, — помрачнела Оксана, — мама два года назад от рака умерла, а отец еще раньше — шахтер он у нас был, в забое породой завалило. Вот и осталась я одна. Закончила школу, дальше учиться, сам понимаешь, деньги нужны, а мне не то что учиться — жить не на что. Устроилась нянечкой в детский сад. Зарплата грошовая, да и ту не платят. Так и жила… пока по телевизору ту передачу не увидела. Представляешь, включаю телевизор — и Дима в инвалидной коляске, с табличкой на груди! Чуть в обморок не упала!

Корнилов слушал внимательно, поглядывая на Митину сестру исподлобья. Говорила она печально, сосредоточенно, медленно, словно у нее озябли губы. И столько трогательности было в ее интонациях, столько покорности судьбе, что Илье захотелось по-братски сесть рядом, положить ее голову на свое плечо и сказать что-нибудь хорошее, после чего все проблемы разрешатся сами собой.

Он искал такие слова, но не находил. Да и не могли все проблемы разрешиться сами собой: Дима-то по-прежнему оставался цыганским «батраком». За цыганом Яшей — Сникерс со своими бритоголовыми спортсменами. За Сникерсом — Злобин, главбандит городка. За Злобиным…

Корнилов встряхнул головой, отгоняя от себя ненужные теперь размышления. Какая разница, кто за кем стоит? Хоть весь белый свет ополчится на него и на Димку — все равно он поможет товарищу!

— А дальше что? — спросил он.

— Дальше… — вздохнула Оксана. — Дальше я запросы посылала на младшего сержанта Ковалева Дмитрия Валерьевича. Везде, куда только можно. И в Министерство обороны, и в МВД, и в воинскую часть, где он служил… И все ответы — как под копирку: «не значится», «пропал без вести», «не установлен».

— Да они, наверное, твои запросы и не читали! — перебил Дембель зло. — Знаю я этих генеральских гнид в полосатых штанах! Как дачу себе под Москвой строить — так солдатики всем нужны. А как человеку помочь — так лень от стула оторваться…

— Может быть, и так, — кивнула девушка покорно. — Вот и решила я в Москву ехать, самой брата искать. Денег никаких, зарплату не платят и даже не обещают. Добрые люди посоветовали уволиться с работы и потребовать расчет — слава богу, выплатили наконец. Там заняла, тут перехватила, кое-что из вещей продала, а главное — квартиру нашу на год вперед сдала. За какие-то несколько месяцев почти все на разъезды и ушло. Вот разыщем Димку — и не знаю, куда его везти. Квартирантов-то на улицу не выставишь! Да и долгов уйма. Честно говоря, у меня едва-едва на пару дней жизни в гостинице денег осталось да на один самый дешевый билет домой.

— Разыщем, — произнес Илья твердо. — Главное, мы знаем, где искать. Димка говорил — цыгане его в самых прибыльных точках города ставят. Обычно он тут, на рынке, стоял. Завтра же и начнем.

Докурив папиросу почти до бумажной гильзы, Илья затушил в пепельнице окурок и, кутаясь в одеяло, пошел в ванную. Стиранная им одежда, развешанная на змеевике, была еще влажной, но Дембель не хотел обременять своим присутствием девушку. Ничего, он закаленный — на теле высохнет.

— Ты куда? — не поняла Оксана.

— Домой, — донесся из приоткрытой двери ванной голос Дембеля.

— Ты что! Илья, никуда не уходи! Ты ведь сам говорил, что домой сейчас нельзя, что там бандиты могут быть! Да и вещи твои еще не высохли! Зачем одеваешься, сними сейчас же, простудишься! — почти по-матерински запричитала девушка.

— Да ладно, ничего со мной не станется, — попытался было отбиться Корнилов.

Встав у двери и демонстративно раскинув руки крестом, Оксана заявила категорично:

— Никуда я тебя не пущу! Тут оставайся! Зачем мокрую рубашку надел, снимай сейчас же!.. — И, оробев от собственных интонаций, сказала просительно: — Останься тут… Пожалуйста!

…Сквозь запотевшее окно комнатушки пробивался молочный утренний свет. В ванной тихонько шипела в неисправном кране вода. Густой сигаретный дух сочился понизу в щель между дверью и полом. Со стороны двери то и дело доносились топот, шарканье обуви, короткие реплики постояльцев. Гостиница пробуждалась ото сна.

Лежа на расстеленном у окна матрасе, Илья ворочался с боку на бок. Впечатления прошедшего дня оказались слишком яркими, слишком значительными, они не давали ему уснуть.

Правильно говорят: за добро и зло воздастся каждому. Рано или поздно, но воздастся обязательно. Несколько дней назад он, Илья Корнилов, привез домой инвалида Димку: обогрел, приютил, обнадежил, а главное, принял участие в судьбе бывшего однополчанина. Наверное, он, Дембель, был первым, кто действительно помог Ковалеву после плена и ампутации. И помог вовсе не потому, что подсознательно жаждал за это вознаграждения. Он не мог оставить Митю на рынке, не мог позволить каким-то грязным цыганам наживаться на его несчастье. Обостренное чувство справедливости не позволяло поступить иначе.

И вот вчера вечером, когда все, казалось, отвернулись от Ильи, Митина сестра помогла Дембелю.

Корнилов приподнял голову, взглянул на кровать. Оксана спала, подложив ладошку под голову, и лицо ее даже теперь, во сне, было печальным и кротким.

— Ничего, мы еще повоюем… — тихонько прошептал Дембель, отворачиваясь к шершавой стене. — Мы еще посмотрим, чья возьмет…

Утренняя трасса была совершенно пустынной. Темная асфальтовая лента шоссе безразмерной макарониной заглатывалась капотом вишневой «девятки». Ленте этой не было видно ни конца ни края. Плавный подъем, упирающийся в белесое ртутное небо, такой же плавный спуск — и вновь плоская, как стол, равнина, перечеркнутая асфальтовой стрелой. Морозный воздух растекался по корпусу машины густым эфиром, и пролетающие за окнами заснеженные кроны деревьев казались выплывающими из миража.

За рулем вишневой «девятки» сидел Жора Глинкин, более известный как Сникерс. Он вел машину собранно, внимательно, однако рельефные продольные складки на жирном лбу свидетельствовали о серьезной работе мысли.

Мыслей было немного, пока всего две. Одна — приятная, другая — не очень.

Вчера Сникерс так и не дождался звонка Антипа и Прокопа, и это было скверно. В восемь вечера, вернувшись из привокзального кабака домой, Жора принялся попеременно названивать и одному, и другому, однако пацаны словно сквозь землю провалились. Мать Прокопа — бывшая учительница младших классов, до сих пор свято верившая, что сын работает детским тренером, — ответила с беспокойством, что сынок как уехал рано утром, так до сих пор его и нету. А телефон Прокопа и вовсе не подавал признаков жизни.