Виктор Иванников - Продолжение борьбы

— Буду в десять с гостями. Не опозорь меня. Кофе и чтоб к нему всё было.

Александр было доложил, что всё привезет от Гули, но, увидев, что Карим гневно на него уставился, повернулся и исчез. Только что был, тут стоял, и вот нет его. Подивившись такому умению, Карим уселся в машину, где стояли несколько ящиков со знаменитыми на весь мир фруктами, дыней. Саид пояснил:

— Иркин, когда уезжал, приказал их мне забрать для гостей.

Доехали быстро. Саид вышел, раскрыл ворота, загнал машину во двор и снова закрыл ворота. У двери стояли, радостно улыбаясь, дорогие ему боевые товарищи. У него «ёкнуло сердце». Карим неуклюже вылез и также, поначалу пошёл, но затем всё быстрее и быстрее поспешил к товарищам. Вскоре они втроём, обнявшись, стояли на маленькой террасе. Они что-то говорили друг другу, но слова сейчас не имели никакого значения. Рядом стояли его настоящие братья, те, которые за него, так же, как и он за них, «в огонь и в воду»! Саид, изумлённый его преображением, таким он видел его впервые и даже не мог себе представить, неловко топтался с двумя коробками. Первым пришёл в себя, конечно, Опанас. Чуть отстранившись от своих друзей, весело произнёс:

— О…о, хлопче, наш хозяин «узбекского солнца» нам привёз. Давай в комнату, покормим нашего немца этими божьими дарами, а то у него, как говорит моя жинка, в Фатерленде сплошная химия, а все фрукты и овощи вроде деревяшки и ваты — ни вкуса, ни аромата нет.

Смущённый Саид отнёс коробки в комнату, поставил на стол и быстро юркнул в машину, почему-то опасливо посматривая на Войцеха. Стол благоухал, пах чесноком, ещё чем-то очень дразнящим, а посреди гордо возвышалась литровая бутыль с прозрачной влагой, плотно заткнутая обрезком кукурузного початка.

Опанас гордо обвёл рукой застолье.

— Вот, друже, узбекский ты наш предприниматель, хозяин крупнейшего комбината в сей республике — это Наткины запасы. Рекомендую, такого ты никогда не едал. Никакой химии, всё натуральное. Гарантирую! Надеюсь, что после этого стола, и ты теперь будешь моим гостем. Этого добра, — тут он помахал в воздухе рукой, — ну вообще житейской радости, что боженька для нас грешных сподобил, чтобы мы могли радоваться жизни, — у нас достаточно. И, конечно, — «божьей слезинки». Скажу тебе, как на духу, ее делал я сам, своими скромными руками, но делал для друга с великим старанием и любовью. Примешь — сам оценишь. Садись скорее со своими братьями. О деле поговорим в дороге, а сейчас давай вместе «поснидаем», мы тебя очень ждали.

Растроганный встречей со своими братьями, Карим ничего не говорил, только радостно улыбался. Так его, улыбающегося, и посадили за стол. Опанас быстро разлил по найденным в буфете посудинкам «божьей слезинки», также сноровисто положил им по тарелке разных Наткиных яств, поднял свою посудинку и, стоя, произнёс:

— Ну, друже мои, поднимем эти бокалы за нашу встречу. Если бы вы знали, какой у меня сейчас праздник, у меня на душе всё поёт. Как я ждал этой встречи, да если помощь другу нужна, так я всё готов за это отдать!

Все выпили. Хлебосольный Опанас принялся угощать друга, подсовывая ему лучшие куски, пеняя Карима за его истощённость и прочее. Но вот вторую чарку Карим решительно пресёк.

— Братишки, я очень рад вас видеть, Вы даже не представляете, как я счастлив. К сожалению, ситуация такая, что нам предстоит завершить тяжёлую схватку с местным баем, решившим вернуть в наш край средневековые обычаи и порядки. Эта тварь уже во многом преуспела. Расскажу по дороге об этом. Нам некогда рассиживаться, как бы мне не хотелось этого. В десять у меня планёрка с моей командой относительно этой операции. Туда же, к этому времени должен подъехать и наш Николай с сопровождающим.

Опанас огорчённо покачал головой и спросил:

— Сколько у нас времени до этой планёрки?

— Не более часа.

— Тогда не будем тянуть, говори, в чём проблема?

Слушали его молча, не перебивая и не комментируя. В девять к ним постучал Саид:

— Командир, пора ехать. Вы сказали в девять надо выехать обратно.

— Спасибо, Саид, мы идём.

Они быстро всё убрали со стола. Взяв сумку с Наткиными припасами, приготовленными Опанасом для своего друга, вышли во двор. Сияло солнце, пряно, после утренней свежести, пахли цветы, посаженные вдоль дорожки, какие-то птицы весело трещали в листве большого дерева. Всё цвело, пахло и благоухало, всё живое радовалось жизни, солнцу. Опанас, увидев это буйство природы, только покачал головой. Гневная складка резко прочертила его лоб. Сплюнув, сказал:

— И чего ещё надо людям. Вон ведь какая природа, живи, трудись, радуйся. Нет, сволочам нужно на шею взобраться и погонять, гнобить, превращая людей в рабов. Врёшь, сволочь! Не на таких нарвался. Мы таких не раз «к ногтю прижимали и, как вошь, давили» и с тобой так же будет! Обещаем!

В дороге Опанас молчал, о чём-то задумавшись, а Войцех не спеша расспрашивал Карима, уточнял. Так и доехали. Въехали во двор. Их встречал Александр, взглянув на мрачного Войцеха, задумчивого Опанаса, как-то сразу подтянулся, чётко доложил:

— Товарищ командир, ваши помощники собраны, ждут, завтрак готов. Иркин Нарсаддыкович будет через десять минут.

— Спасибо, Александр. Насчёт завтрака повременим, после планёрки, а вот своего фирменного нам сделай.

— Есть, командир!

Чётко развернувшись, он ушёл. Все поднялись на второй этаж. В кабинете уже ждали их Степан, Василий, Олег. Они о чём-то тихо переговаривались, но, увидев вошедших, быстро встали. Карим представил по именам гостей, а затем каждого из присутствующих, называя их должности. Войцех и Опанас подходили к названному, крепко пожимали руку, пристально вглядываясь в их лица. Карим рассадил всех присутствующих за длинный стол, приставленный к его письменному столу. Вошедшие помощники внесли два подноса: один с кофейниками и чайниками, а другой с разными узбекскими сладостями и фруктами, молча расставили все на столе. Карим кивком поблагодарил их. Все сидели молча, поглядывая друг на друга. Войцех пристально всматривался в присутствующих, как будто пытаясь понять их возможности, человеческие качества. Никто из хозяев не мог долго выдержать этого взгляда, что-то беспощадное светилось в нём. Но они же и подметили, что когда его взор останавливался на Кариме, в этих глазах сразу же читалась радость и теплота, а лицо, ранее суровое с жёсткими морщинами, вдруг смягчялось, даже суровые складки куда-то исчезали. Дивились хозяева, что же такое произошло в его жизни, что же она такое сделала с ним, чтобы вот так изменить человека. Ведь ясно же, что изначально это была добрая, отзывчивая, но сильная личность.