Сергей Коротков - Снег над барханами

Мютц закрыл глаза, шатаясь от слабости и на ветру. Мириады жгучих песчинок неслись с востока вместе с лучами солнца. Они проникали под одежду, кололи плохо закрытые участки кожи, слепили и мешали дышать. Здесь даже песок был против нежданных захватчиков! Здесь все встало на войну с немецкими оккупантами. «Мы в полной заднице! Мы проиграли эту войну!»

Эсэсовец потянул с пояса фляжку, но в ней уже не было воды. Даже той теплой и затхлой мутной жидкости из кяризов заброшенного аула, которую удалось начерпать ночью.

Мютц еле-еле разлепил сухие обветренные губы и промолвил:

— Липке! Тащи Йозефа вон к той скале, помоги соорудить ему лежку, отдай последний гранатомет, винтовку и обвяжи его взрывчаткой.

— Герр капитан!..

— Ты слышал меня, Липке?! — оборвал медика гауптштурмфюрер и продолжил в его ошарашенную физиономию: — Пусть не высовывается под пулю снайпера, а лежит и ждет. Как почует опасность, сразу бьет фаустпатроном в цель. Если это не поможет, то кончает себя и любого, кто к нему приблизится. Я ясно выражаюсь, Липке?

— Так точно, командир!

— Это нужно, исходя из сложившейся ситуации, принимая во внимание нетранспортабельность раненого и во имя фюрера. Будь я на месте бедняги Йозефа, то поступил бы так же. Йозеф, ты понял меня?

Обессиленный переходом и ранами, военврач даже не кивнул, а обреченно опустил голову на грудь. Ужасные волдыри от укусов термитов на его пыльном красном лице воспалились и придавали бойцу вид какого-то фантастического чудища.

— Отто, помоги им. И быстро, быстро давайте. Времени нет. Враг уже совсем близко.

Не успел он договорить, как Граббе, радист группы, вскрикнул и застонал. Больше от страха, чем от боли. Он соскочил с серого валуна, на котором сидел, и покатился к ногам командира по сыпучему склону.

— Паук… А-а-а, командир… Паук… Проклятое насекомое! Я… Я умру… Липке, скорее дай мне противоядие… Липке, ты слышишь? Я умру… Это ядовитый паук… Ч-черт!

— Остынь, Граббе! — прошипел Мютц, поднимая солдата за шиворот комбинезона и вглядываясь в его лицо. — Не позорься, боец. Ты же сын рейха! Молча принимай боль и не вопи резаной свиньей. Замолчи сейчас же! Это не нож под ребро и не пуля в задницу, чтобы вопить здесь на всю чертову пустыню. Это обыкновенный паучок, коих на нашей планете миллиарды. И ты сейчас будешь от каждого шарахаться?

— Герр капитан, разрешите? — подошедший Липке, оставивший Йозефа на попечение Отто, протянул клинок, по лезвию которого бегал возбужденный после атаки на человека черно-красный паук жуткого вида.

— Черная вдова? — Мютц отшатнулся и скривился.

— Скорее каракурт. Он очень ядовит, командир. У Граббе нет шансов. Почти.

— Говори яснее, Липке. Он выживет?

— Без специальной медицинской помощи нет, — военврач наклонился, опустил нож к пологому камню, сбросил насекомое и раздавил его подошвой ботинка. — Смерть наступит в ближайшие двадцать минут.

— Так окажи ему эту помощь, чего стоишь?! — выкрикнул эсэсовец.

— Э-э… Мой долг помочь пострадавшему товарищу, и я сделаю это. Но… — Липке замялся, положив руку на плечевую сумку защитного цвета.

— Что ты мямлишь, Липке? Говори как есть.

— Поможет ему немедленная инъекция новокаина, но он у нас осталась последняя ампула. Больше не будет обезболивающего в случае ранения или шока.

— А новокаин ему точно поможет? Может, просто прижечь место укуса, я слышал, это помогает.

— Это облегчает муки, но не спасает человека. Я знаю, что говорю, командир.

— Когда Фольке укусила гюрза, ты, Липке, тоже говорил, что все знаешь. И вколол ему сыворотку. Но что-то его не сильно спасли твои знания и лекарства.

— Герр капитан, простите… Время уходит, — виновато пробурчал медик, топчась на камне с раздавленным пауком.

— Коли его сейчас же! У меня нет лишних солдат. Мне нужны дееспособные воины. Тем более, связь в группе. Живей, Липке!

— После инъекции он впадет в бессознательное состояние. Тащить его некому.

— Делай укол, я сказал! Ты его потащишь, военврач Липке.

Медик бросился к судорожно корчащемуся радисту, боль у которого разлилась уже по груди и животу, дыхание затруднилось, спазмы в горле стали сильнее, сердцебиение участилось. Липке профессионально быстро вколол пострадавшему анестетик и стал прижигать место укуса зажигалкой, отчего радист еще больше застонал.

Мютц осмотрелся, глядя под ноги, и недовольно бросил застывшим в недоумении солдатам:

— Еще раз повторяю! Смотреть в оба, за горизонтом и под ноги, черт вас побери! Абсолютное внимание. На пределе сил и возможности. Всем понятно?

Бойцы закивали, начали пуще прежнего вглядываться в грунт и камни.

— Отто, тащи Йозефа на исходную. И догоняй нас. Направление строго на юг. Липке, этот любитель паучков на тебе. Будете отставать, оба останетесь в засаде. Ясно?

— Так точно, — вяло отозвался медик, закидывая руку радиста себе на плечо. — Вставай, Граббе, нужно идти. Вот немного воды. Это последняя. Попей.

Военврач шептал подопечному еще что-то, помогая ему идти, а остальные уже выстроились в вереницу и пошли в распадок предгорья, возвышающегося впереди.

Наступил новый и, возможно, последний их день. В этой пустыне и жизни вообще…

Море.

Большое песчаное море, покрытое такими же волнами, как на бушующих водных просторах, раскинулось перед глазами с высоты в двести пятьдесят метров. Где-то там, севернее, где медленно течет пронизывающая степи и пески мутная Сырдарья, граница Казахской ССР, невидимая линия в барханах Кызылкума, постепенно переходящих в степь. А здесь, у самых окраин Узбекистана, на горной гряде Тамдытау, есть возможность полюбоваться необъятными просторами двух знаменитых пустынь: на севере — Кызылкума, на юге Каракумов. Слева, в районе Арала и впадающей в него Амударьи, Каракалпакия, еще более низкое место огромной территории Туранской низменности. Справа горный Узбекистан, а здесь, на высотке гряды, одни камни и их производные: сланцы, граниты, известняки, дресва. А южнее снова пустыня.

И сплошные пески, пески, пески…

Бескрайний желто-красный океан летом, а сейчас, в конце весны, местами зеленоватая от цветущих растений местность.

Николай минуту любовался этими бесконечными просторами, навевающими фантазии, уносящими в думы и воспоминания. Сейчас ему некогда было мечтать и предаваться картинкам прошлого. Сейчас он должен настигнуть уходящего противника, обойдя его по левому флангу, и уничтожить. По центру фашистов гнал хитроумный Агинбек, и, судя по звукам недавнего мини-боя, успешно.

Синцов облизнул губы под ковбойской повязкой, натянул ткань под самые глаза, выдохнул тяжело и долго, а затем отвернулся от северных пейзажей и снова зашагал вперед, на юг. Пулемет, нагревшийся даже через тряпку, в которую был предусмотрительно обернут, свинцовым грузом тянул вниз, врезаясь ремнем в тело. Уже не раз лейтенант менял плечи для носки «МГ-34», но мышцы вконец одеревенели, кости ломило, а натертая кожа чесалась и горела. Он прогнал мысль бросить трофейный «МП-40», к которому запасных магазинов оказалось больше, чем дисков к «ППШ-41». Значит, в бою немецкий автомат станет более действенным, чем советский.