Александр Тамоников - Тени прошлого. Восставшие

Фролов спросил:

– Ты уходишь из экипажа?

– С чего? Сам знаешь, куда иду. На рассвете буду на месте.

– Но ты же попрощался с нами.

– Не понял?

– Адью, Илюха, по-французски – прощай. Навсегда, понимаешь?

– Да какая разница?

– Если уходишь на время, говори «до свидания». Можно даже по-французски.

– Я изучал английский. Читаю и перевожу со словарем. Причем хреново, в училище еле на тройку вытянул.

– «До свидания» по-французски, раз ты так любишь этот язык и желаешь уходить, – «аревуар».

– А ты откуда знаешь?

– А я учил французский, в школе, на «отлично».

– Ну тогда всем аревуар.

– Давай, Казанова.

– Не скучайте, я вернусь.

Истомин вышел на территорию. Стемнело. Вообще в Афганистане темнеет, по нашим меркам, рано и быстро. Казалось бы, конец июня, самые длинные дни и короткие ночи, но в восемь часов здесь уже темно. Освещение есть, но слабое, там, где это необходимо. Периметр гарнизона под охраной усиленного караула. Выйти за пределы невозможно, да и не надо штурману за пределы. Ему надо в полковой медицинский пункт.

Он прошел, как говорится, окольными путями. Подошел к светящемуся окну с торца здания. Заглянул.

Румянцева сидела за столом, заполняла какой-то журнал.

Он постучал.

Она вздрогнула, посмотрела на окно.

Там вовсю улыбался штурман «33-го».

Она покачала головой, улыбнулась, кивнула в сторону входа.

Истомин подошел к входу, осмотрелся. Вот здесь свет был ни к чему, все крыльцо как на ладони. Взялся за ручку, но дверь открыла медсестра.

– Ты чего так рано?

– В смысле рано? Девятый час!

– Отойдем в курилку.

Они прошли под навес из арматуры, по которой разросся виноград. Там их не было видно.

– У меня в стационаре больные еще не спят.

– А что, есть больные?

– Да, Илюшенька, люди иногда болеют. Да еще афганский мальчик. Мне необходимо круглосуточно смотреть за ним.

– Надеюсь, отца его в санчасти нет?

– Нет, тот у особистов.

– Так что получается, даже и после отбоя мы не сможем с тобой расслабиться как следует?

– Сможем. Но недолго, часик.

Истомин вздохнул:

– Что такое часик, Люда, я так соскучился?!

– Правда?

– Честное слово.

– Ну полтора.

– Это уже кое-что.

– Но сейчас иди, погуляй, приходи после десяти, все!

– Слушай, а начмед наведаться может? Из-за афганского пацана?

– Вряд ли, операцию провели успешно, жизни ничего не угрожает, надо только давать антибиотики строго по часам. Да смотреть на показания аппаратуры. Существует вероятность криза, малая, но существует.

– Ты мне этими терминами голову не забивай. Все равно не пойму. После десяти, значит после десяти.

– И еще, Илья, смой, пожалуйста, с себя одеколон. От тебя за версту им тянет. Французский, что ли?

– Заметно?

– Сказала же за версту. А в кабинете и до завтрашнего вечера не выветрится.

– Я же только слегка мазанул.

– Мог бы и без этого, знаешь же, что не в отсек идешь.

– Ладно.

– Ступай, мне пора на место.

– Давай, перекурю, прогуляюсь, мне один хрен делать нечего.

Румянцева ушла.

Истомин присел на скамейку курилки, достал пачку «Ростова», выбил сигарету, прикурил. Курил не спеша, некуда спешить.

Возвращаться в модуль не хотелось, прошел в клуб. Там офицеры играли в бильярд. За стойкой бара – вольнонаемный бармен, который откровенно скучал. До того как началась антиалкогольная кампания, это место было золотым, сейчас же спиртные напитки запрещены. Только в магазине и в ограниченном количестве.

Посмотрев за бильярдистами, Истомин подошел к бармену:

– Тоскливо, Толик?

– Не говори, Илья. Вот хочу в Кабул перевестись. Там веселее.

– В Кабуле есть кому работать.

– Тоже верно. Будешь чего?

– А что у тебя есть? Томатный сок?

– Ну почему? – Бармен хитрыми глазками осмотрел зал клуба. – Для своих людей найдем и кое-что покрепче.

– Да? Водка?

– Угу! Из магазина, не самоделка, хотя думаю, неплохо пошел бы и разбавленный спирт.

– Водка – это хорошо, – проговорил Истомин, – давай сто граммов.

– Момент!

Бармен заработал руками под стойкой, потом выставил бокал с красной жидкостью.

– Чего это? – удивился Истомин.

– Водка, подкрашенная томатным соком. Не могу же я тебе рюмку выставить?

– Ну не так уж и плохи дела у тебя.

– Да это мелочь.

Истомин выпил коктейль.

Поставил бокал, закурил. Курить в кафе тогда еще можно было.

Подрулил командир разведвзвода Павлов:

– Привет, Илюша!

– Привет, Боря!

Он кивнул бармену:

– Толик, как обычно!

– Момент.

Разведчик повернулся к штурману:

– Слышал, вы летали в Тахарак?

– Было дело. Пацана местного больного на базу доставили.

– В курсе. Как там в Тахараке?

Истомин пожал плечами:

– Да вроде ничего. Бородачей в кишлаке много, я бы сказал слишком много. Селение-то небольшое, а народу вывалило, как появились, масса. Но может, из других селений к родственникам приехали? Это у них в порядке вещей. А почему ты спросил об этом?

– Это профессиональное. Но говоришь, мужиков в кишлаке много?

– Много! Хотя сколько их должно быть, я не знаю.

– Ладно.

Разведчик принял такой же бокал. Выпил.

Спросил у штурмана:

– В модуль?

– Нет, дела есть.

Старший лейтенант Павлов улыбнулся:

– Вот и у меня дела. Давай, удачи!

– Взаимно!

На субботу, 27 июня, командир полка, он же начальник гарнизона разрешил поездку в Кабул. Кто мог поехать, решали комбаты, командиры отдельных рот, батарей. Для выхода выделили два «ЗИЛ-131» и взвод сопровождения и охраны на трех боевых машинах десанта (БМД-2). Такие поездки были нередки, но всегда являлись праздниками. Во-первых, хоть какое разнообразие, во-вторых, возможность отоварить чеки, приобрести фирменные шмотки, магнитофоны, сувениры для родных и близких в Союзе.

«ЗИЛ-131» со средней скамейкой вмещал по двадцать четыре человека, значит, посадить можно сорок восемь человек, а подвинувшись, и больше пятидесяти. Для летунов выделили двенадцать мест. Два сразу отдали Петровской и Румянцевой, из экипажей Фролов отказался ехать, уступив место Истомину, которого изначально комэск хотел лишить выезда, по понятным причинам. Из остальных экипажей было выделено еще по одному-два офицера или прапорщика.

Накануне, в пятницу, после ужина в отсек экипажа «33-го» заглянул командир разведывательного взвода старший лейтенант Павлов:

– Привет, братья по оружию, как дела?

Фролов, лежа на кровати, взглянул на разведчика:

– Привет, Боря! У нас дела как в Польше, тот пан, у кого больше. Ты с чем пришел?

– У вас завтра Илюха едет?

– Возможно и Юрик, – командир экипажа кивнул на борттехника, – это завтра решится.

– Но Истомин едет?