Александр Тамоников - Тени прошлого. Восставшие

– Все как с наркотой?

– Примерно так же. Только наркоту прикрывают более серьезные люди и ее распространение поощряется американцами. Более того некоторые наркоторговцы от американцев получают синтетические, убойные препараты. Там посложнее. Но, в принципе, схема та же.

– И все же будь аккуратней.

– Не беспокойся, капитан, прорвемся.

Файдар проговорил:

– Как часто я, забирая на борт десант полка, слышал от таких, как Павлов: ты, Фрол, только доберись до цели, а там мы разберемся. Прорвемся!

Дугани вздохнул:

– Как давно и в то же время совсем недавно это было. Полк, ваша эскадрилья. Выходы на боевые, возвращения, разные ситуации. А в части письма из дома, расслабуха, кино, служба, жизнь. Не поверишь, но я каждый день в разведроте помню, каждый рейд. И вот только оконцовку там у Астара… не могу вспомнить. И еще Союз часто снится. Харьков, бабуля, ей сейчас восемьдесят восемь, жива ли, нет? Для меня жива. Отца, мне пятнадцать лет было, когда он в аварии погиб, дальнобойщиком работал. Мать не могу представить, она при родах умерла. Меня вытащили, а она… да что там! Нет теперь ни Союза, ни родных, никого нет. Есть Афганистан, жена, сын, сноха, внук. Как думаешь, капитан, мы увидим когда-нибудь свою настоящую Родину?

– Не знаю. В этой жизни возможно все, даже невозможное.

– Это ты прав.

– Но пойдем к людям.

Они вернулись во двор, где продолжались поминки.

В пятницу, после праздничной молитвы, Файдар вернулся домой. Сын остался с мужчинами, обсудить по обыкновению повседневные дела. В доме, летней кухне и во дворе опять копошились женщины. Не успели провести поминки третьего дня, как на носу седьмой день.

Файдар вышел за пределы участка, к своей любимой скамейке, набрал номер Дугани.

Тот ответил:

– Салам, Видад, рад слышать.

– Салам, Фади, ты ничего не хочешь мне сказать?

– Только собрался звонить. С товаром порядок, вчера забрал, ночью вывезли в «зеленку».

– Товар проверил?

– Конечно. Основной в нормальном состоянии. Я его собрал, чтобы завтра возни меньше было.

Файдар спросил:

– Ты знаешь, как обращаться с основным товаром?

– Знаю, когда-то знающие люди учили. И вообще товар оказался в приличном состоянии, хотя и пролежал в земле почти тридцать лет. Отец чайханщика позаботился. Видно, тот еще дух был, запасливый и хозяйственный, все смазано, завернуто в промасленную бумагу. Вот только коробки, что на поясе должна быть, нет.

Дугани имел в виду аппаратуру опознавания ПЗРК «свой – чужой», этот электронный блок оператор носит на поясном ремне.

– Он и не требуется. Свои здесь давно уже не летают.

– Ну а в основном товар готов к продаже.

– Все в укромном месте?

– Да, там, где и говорил. Ночью перегоним к месту старую машину. Ну а утром завтра все по плану. Я буду у поворота к Кундару у Чарана, как и договорились, около десяти часов, плюс-минус десять минут. Сын твой уже введен в курс дела?

– Он знает то, что ему нужно знать.

– Тогда до завтра, брат?

– До завтра, и хранит тебя с Паваром Всевышний.

– Все будет нормально, капитан.

Оставив телефон, Файдар присел на скамью.

Там его нашел сын, вернувшийся с площади. Присел рядом, протер рукавом лоб, стирая пот.

– Жарковато сегодня.

– Пройдет лето, наступит осень, с ней придут дожди, потом зима, кое-где выпадет снег, будем топить печь. Время летит быстро, Гафар.

– По завтрашнему дню что?

– Повторюсь. Завтра выезжаем из дома в 9:40. В 10:00 мы должны быть перед поворотом на трассу. Подъедет «Тойота», ты выведешь пикап на дорогу, я пересяду в «Тойоту», ты обойдешь нас и пойдешь в Будак. Там заедешь к мукомолу Али, купишь у него мешок муки. И ждешь моего вызова. Что бы ни происходило на трассе, доезжаешь до поворота к селению со стороны Будака, встаешь за ним. Если следом не увидишь «Тойоту», включишь аварийные огни, поднимешь капот, имитируя неисправность. Я подъеду, пересяду, и поедем домой.

– Все?

– Да.

– А что будешь делать ты?

– То, что должен делать. И я это сделаю, впрочем ты увидишь все сам.

– Даже так?

– Да.

– Почему ты не хочешь до конца посвятить меня в свой план?

– Потому что это не только мой план.

– И друзей твоих тоже?

– Да.

– Столько лет вы не виделись, не знали о существовании друг друга, а встретились, так будто и не расставались никогда.

Файдар улыбнулся:

– Это, Гафар, называется боевым братством.

– Я никогда не спрашивал тебя, отец, сейчас же хочу спросить. У тебя в Союзе была семья?

Файдар вздохнул, прикурил сигарету, выпустил облако дыма, кивнул:

– Была. Но разрушилась.

– Почему?

– Это не важно.

– А у меня есть брат или сестра? Там, в Союзе.

– В России.

– Пусть так.

– Есть.

– Кто?

– Брат, Артем, ему сейчас, дай прикину, ровно тридцать лет. Я видел его трехлетним.

– Семья распалась потому, что ты попал в плен?

– Нет, это произошло до плена. Но перед самым вылетом на задание, оказавшееся последним.

– А я когда-нибудь увижу брата?

– Вряд ли. Хотя, кто знает?! А ты хочешь увидеть его?

– Конечно, ведь он же мой брат, родной по отцу. Мы похожи?

– Сейчас сказать трудно, но когда тебе было три года, то сходство угадывалось, все ж ты больше взял от матери, вечная ей память.

– А ты любил мать?

– По-своему, да.

– Как это?

– Не пытай меня, сын, этот разговор мне неприятен.

– Да, конечно, извини. Сегодня и дяди Мустафы нет.

– Праздничный день.

– После молитвы он выходил на поля, без него там нельзя. А сегодня почему-то нет.

– Он знает свою работу и придет, когда посчитает нужным.

– Мы в Урдун поедем?

– Да, на сороковой день. Проведаем могилы наших родственников, пробывших ими так мало времени.

– Проклятые американцы, как я их ненавижу. Скажи, а вот когда ты воевал, то бросал со своего вертолета бомбы на мирные кишлаки?

– Нет. Я был командиром «Ми-8» и занимался доставкой людей, афганцев в том числе. У меня было вооружение, но я его не применял.

– Почему? Потому что не мог или не хотел?

– Потому что не было подходящего случая. Мою «восьмерку» обстреливали, мы, бывало, и отвечали из пулеметов, по душманам.

Гафару был интересен рассказ отца, он продолжил:

– А кто же тогда разносил целые селения? Старики говорят, русские «колесницы шайтана» камня на камне не оставляли от некоторых селений.

– Это касается ударных вертолетов «Ми-24».

– Я видел их.

– Вот они наносили удары по бандам. Но всегда начинали с предупредительного огня, чтобы мирные жители могли либо покинуть селения, либо спрятаться в подвалах. И только потом обстреливали неуправляемыми ракетами. Но если банда находилась вне населенного пункта, на открытой местности, либо на склонах перевалов или ущелий, били без всякого предупреждения. Да, в кишлаках погибали и мирные жители, но это, Гафар, была война. Талибы, эти фанатики, что ордой двинулись на страну, после того как советские войска ушли, совершали куда более жестокие и кровавые зверства, других слов и подобрать не могу. Вот кто проводил карательные акции, а у нас, я имею в виду русских, советских, таких задач не ставилось. Душманов в основном громили наземные силы, взводы, роты, батальоны, при огневой поддержке вертолетов, но чтобы вот так специально наносить удар по кишлаку с мирными жителями, этого не было. Я не знаю таких случаев, хотя слухов, как и на всякой войне, хватало. Эскадрилья, в которой я служил, не разбомбила ни одного населенного пункта. А вот мальчика одного из Тахарака однажды спасли. Впрочем, позже его отец спас жизнь мне. Хорошее, сын, не забывается, как, впрочем, и плохое.