Евгений Сухов - Убить Сталина

Грейфе в мрачных раздумьях сидел у себя в кабинете, когда неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошел начальник шифровального отдела штурмбаннфюрер Краузе. Положив радиограмму на стол, он коротко сообщил:

— Только что пришла от Марса.

Даже не улыбнется, а ведь знает, насколько эта новость важна.

Грейфе взял шифровку. Посмотрев на Краузе, спросил:

— Это рука нашего радиста?

— Так точно. Мы перепроверили, почерк абсолютно точно принадлежит Лидии.

Развернув листок, Грейфе прочитал: «Сатурну. Прибыли в Москву. Все идет по плану. Встретились с резидентом. Он помог нам с квартирой. Есть возможность устроиться на военном заводе. Намечается контакт с человеком, работающим в кремлевском гараже. Марс».

Не удержавшись, Грейфе с облегчением улыбнулся.

— Спроси у него, почему он не выходил на связь раньше. И пусть подробнее информирует о каждом своем шаге.

— Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер, — молодцевато вытянулся Краузе.

И, развернувшись, вышел из комнаты. Поводов для радости пока маловато, но вот доложить начальству о первых успехах уже можно.

На маленьком четырехместном самолете Маврина с Лидией доставили в Подмосковье, откуда они самостоятельно на попутных машинах добирались до Москвы. Вокруг них находились совершенно случайные люди, но все это время Петра не покидало ощущение, что военная разведка все время где-то рядом.

Даже поселившись в квартире, которую настоятельно рекомендовал Грейфе, Петр не мог отделаться от чувства, что за стеной находятся сотрудники военной разведки. Поднялся Петр рано, Лидия еще спала. Что ж, надо было начинать новый день.

До встречи с резидентом оставалось немногим более часа.

Сидя на скамейке в сквере, немолодой мужчина подкармливал голубей семечками. Курлыча и шумно размахивая крыльями, птицы с жадностью склевывали угощение, ничуть не боясь этого чудаковатого старика.

Процесс этот доставлял удовольствие деду. Щурясь на яркое солнце, он бросил очередную горсть семечек, вызвав у голубей еще большее оживление.

Когда семечки кончились, он поудобнее устроился на скамейке, на которой уже сидел Петр, и развернул газету.

Маврин с интересом присматривался к старику. На вид — около семидесяти лет. Совершенно лысый, если не считать седой щетины чуть повыше ушей. Голова яйцеобразная, даже кожа белая, как скорлупа. Кажется, постучишь по ней легонько пальцами, и она тут же разойдется мелкими трещинками. Но только всмотревшись в старика повнимательнее, можно было догадаться, что он еще по-настоящему крепок.

А так — совершенно непримечательный старик. Впрочем, таким и должен выглядеть резидент разведки.

— Ну, чего вы на меня так пялитесь? — несколько раздраженно спросил старикан. — Вы, кажется, должны назвать пароль.

Маврин невольно улыбнулся.

— Простите, задумался. Только вы как-то уж очень неосторожно себя ведете. А что, если бы на моем месте оказался посторонний человек?

— Это вряд ли… Во-первых, я видел вашу фотографию. А во-вторых, вы человек, проверенный неоднократно, других людей ко мне просто не посылают. Да и я со своей стороны выполнил все предусмотренные требования — покормил голубей, сел на скамью и развернул вчерашнюю «Правду». — Он слегка тряхнул газетой. — Разве не так?

Петр невольно ухмыльнулся. Старик действовал строго по инструкции. Если бы не было выполнено хотя бы одно из названных условий, то это означало бы, что контакт невозможен.

— Конечно, все так. И что же, вы каждый раз кормите птиц?

— Разумеется. Во всей Москве вы не найдете более безобидной сцены. При том, что человек, который кормит птиц, всегда вызывает невольную симпатию. Так какой же пароль?

— Вы не видели здесь молодую женщину, лет тридцати пяти, с пятилетним ребенком?

Старик понимающе кивнул:

— Она была здесь минут пятнадцать назад. Вы пропустили слово «случайно». А это уже непорядок.

Старик забавлял. Своей ершистостью он напоминал мальчишку, играющего в казаки-разбойники.

— И все-таки вы были не совсем осторожны. Ведь за мной мог быть «хвост».

Старик положил газету на скамью.

— За вами не было никакой слежки. Я пришел раньше, чем вы думаете. Вы просто меня не заметили. Я обошел все вокруг и ничего подозрительного не обнаружил.

— Вижу, что я имею дело с настоящим профессионалом. Но, как говорится, ближе к нашему делу.

— В кремлевском гараже у меня имеется свой человек. Работает там давно, весьма надежен. У него свои счеты к режиму.

— Какие? Это важно.

— Год назад по какому-то пустяковому, надуманному обвинению арестовали его жену. Она не выдержала всего этого и повесилась в камере. Так что он будет рад поквитаться. Он сказал мне, что в гараже дано распоряжение подготовить машины к следующей субботе.

— Но как мне узнать, в какой именно машине поедет Сталин?

— Знаете угловой мебельный магазин на Арбате?

— Конечно, я как раз сегодня проходил там.

— В его витрине будет стоять ваза с розами. Если в ней будет три розы, то, следовательно, Сталин отправится в третьей машине. Если четыре, то в четвертой. Запомнили?

— Да. Это нетрудно.

— А сейчас, с вашего позволения, я откланяюсь. Да и ветерок какой-то прохладный подул, как-то уж очень неуютно стало.

Подхватив газету, резидент поднялся и неторопливым шагом пожилого человека направился по аллее.

«Сатурну. Вышел на контакт с человеком, работающим в кремлевском гараже. Он обещал полное содействие в операции. Марс».

Прочитав шифровку, Грейфе остался доволен. Позавчера о ходе операции «Возмездие» справлялся Отто Скорцени. Нужно будет сообщить ему, что она приближается к завершающей фазе.

Взяв ручку, Грейфе быстро набросал текст: «Марсу. По нашей информации, Сталин должен появиться в Большом театре на премьере „Лебединого озера“. Проработать этот вариант. Сатурн». Сложив листок бумаги вдвое, он направился в шифровальный отдел.

Поселившись в тихом переулке близ Белорусского вокзала, Маврин внимательно и с интересом присматривался к соседям. Жильцы — в основном старики и дети. Было еще с пяток бывших фронтовиков, списанных подчистую. Никто из них не тянул на топтунов из наружного наблюдения. Но поверить в то, что его оставили без опеки, было бы глупо. Конечно, наблюдение ведется, и очень толково, иначе он что-нибудь заметил бы. И все же наблюдатель обязан находиться в непосредственной близости от его дома, оставаясь сам при этом совершенно неприметным. Такого человека можно вычислить.

Вскоре внимание Петра привлек молоденький безногий матрос, устроившийся на углу его дома. С гармошкой в руках, невероятно острый на язык, он не оставался без публики, которая щедро бросала мелочь в брошенную на асфальт бескозырку.