Виктор Федотов - Пропавшие без вести

— Давай, старшой, давай! — поторапливал Быков. — Не слышно пока хвоста. А сработали ничего, дуплетом, а?

— Чисто, боцман. — Ратников и сам немножко удивился, как ловко и скоро им удалось все обделать. «Если бы немцы не чувствовали себя так вольготно, черта с два удалось бы, — размышлял он, с одобрением поглядывая на напористо бегущего Быкова. — А то как дома устроились, подлюги, как на курорт приехали. Отстаю, отстаю помаленьку от боцмана, ослаб за эту неделю…»

Выбежали на невысокий, но крутой спуск к морю. Разом посветлело после леса от необъятной шири, раскинувшейся до края земли. Но вечер пришел уже и сюда — в здесь, на распахнутом просторе, стали сгущаться сумерки. Осыпая за собой комья земли, окутываясь клубами пыли, с ходу скатились вниз. До берега оставалось еще метров сто, но тут уже был кустарник, и они бежали теперь сквозь него, словно обрезанные им по пояс. Ратникову не по себе стало от такой обнаженности, точно по открытому полю неслись: заметь их немцы сейчас из лесу — как зайцев снимут, проведут стрельбу, как на учениях, по движущимся мишеням. Так и хочется голову в плечи втянуть, будто они бронированные…

Вот и могила лейтенанта Федосеева показалась, значит, рядом и прежняя стоянка, а там надо левее забирать, опять в лес и еще километра два до места.

Они на минутку приостановились чуть в стороне от разваленных шалашей, ближе к тому, в котором лежал заваленный ветками Аполлонов.

— Ему уж ничего не нужно, — тихо сказал Ратников как бы в оправдание.

— Не пойму, почему немец никого не привел сюда? — Быков пожал плечами.

— Может, уж и приводил.

— Да нет вроде, все как есть.

— А если так: пришли, нас уже нет. И как приманку оставили: мол, может, клюнут. — Ратников замер на полуслове, прислушался: — Слышишь? Катер, кажется.

— Мотор работает. Давай ходу в лес.

Еще с четверть часа они бежали без передышки, потом пошли скорым шагом — оставалось недалеко до новой стоянки.

— Чемодан-то немец, может, не зря прихватил, — говорил на ходу Ратников. — Детишкам на молочишко в нем было. Черт их поймет: взял да и мотанул с ним. На всякую войну наплевал…

— Вряд ли, дисциплина у них железная.

— Ржавое железо. Со шкипером на барже охранники плавали. Знаешь, чем занимались? Воровством и спекуляцией — муку продавали. А тут — перед глазами блестит, хватай только…

— Шкипер тоже руки нагрел. Локти небось кусает: вор у вора дубинку упер.

— Если жив, может, и жалеет.

— По мне, лучше бы немец сразу его…

— Напрасно ты, — поморщился Ратников.

— За что ты защищаешь его, никак не пойму. Может, это я загубил все? Или ты?

— Да сдался он мне, твой шкипер! — рассердился Ратников. — За что, спрашиваешь? Не его, сволочугу рыжую, жалею, Машу! Разве ребенку все равно, кто отцом его был? Это сейчас дела пока никому до этого нет — другие заботы, поважнее, страну вон целую спасать надо. А пройдут годы, жизнь опять придет, думаешь, не встанет такой вопрос? Еще как встанет! Так было всегда.

— Правду не скроешь.

— И не надо скрывать. Хуже, когда человека грязью обольют. Каково ее сыну будет: у другого пана герой, хотя, может, и тут лишнего приплетут, а у него трус, Каково, представляешь?

— Ну, о шкипере голову ломать нечего.

— Я о сыне говорю, о будущем.

— Может, этого типа в герои возвести?

— А по-твоему, в предатели? Он не жизнь себе купил — смерть нашел.

— Из-за чего? Что тут, печки-лавочки? Да за это…

— Не забывай, боцман, он не военный человек: дисциплина, присяга, порядок — для него дело маркое, плевое. Он же бродяга, уголовник, всем нутром привык противиться этому.

— Сейчас все военные! И под присягой.

— Ты знаешь, кто его освободил из тюрьмы? Немцы! Они зря не освободят, не думай. Небось таких гавриков повыпустили — во сне, не дай бог, встретить. А этот еще… Не нарочно же он….

Быков притих, шел молча, что-то, видимо, обдумывая, затем сумрачно произнес:

— Знаю, все равно Аполлонов не выжил бы. Может, и лучше, что отмучился… А как простишь?..

— Будет об этом, — сказал Ратников. — О другом надо думать. Ракета над селом, катер в дозор вышел — услышали, значит, нас ищут немцы. Это уж точно. Но почему же наши не слышат, не отзываются? Может, их и нет здесь? Совсем нет?

— Не может быть, — неуверенно ответил Быков. — Не может этого быть!

В лесу уже совсем стемнело. Сзади, за спиной, было чуть серее — свет исходил от моря, и оттуда же все отчетливей доносилось шмелиное гудение двигателя, вдоль побережья шел сторожевой катер. Но Ратникова и Быкова теперь это не беспокоило — слишком далеко ушли они от берега, углубились в лес. Теперь, на ночь глядя, немцы вряд ли рискнут устраивать погоню. Усилят посты, охрану, приведут все в готовность, но ночью в лес не сунутся — слишком опасная это затея, да и безнадежная почти. А уж утром зато все кругом прочистят, ни кустика не пропустят.

Через несколько минут впереди, чуть слева, раздался легкий шорох и затем осторожный голос Маши:

— Товарищ командир! Это вы идете, товарищ командир?

— Мы, Машенька, мы, — ответил Ратников, обрадовавшись, что так удачно вышли к стоянке. Сказал счастливо Быкову: — Ну, боцман, тебе бы флагманским штурманом быть: надо же, тик в тик, как на маяк, вывел.

— Я уже целую неделю в этих джунглях, — засмеялся устало Быков. — Освоился…

— Как вы здесь? — спросил Ратников, угадывая Машу в темноте и подходя к ней. — Что шкипер?

— Помирает. Знобит его, все укрыть просит. Костер бы.

— Опасно костер, Маша.

— Нельзя, — согласилась она. — По-моему, кто-то приходил на нашу прежнюю стоянку, к шалашам. Будто бы голоса я различала. Неужто почудилось?

— Может, и не почудилось. Так они нас не оставят. А теперь и подавно.

— И выстрелы я слышала там, где село. Только тихие, как игрушечные.

— Это мы там немножко поработали. Где шкипер? Темнотища, ничего не разглядишь.

Маша подвела их к кусту, под которым лежал шкипер, укрытый тряпьем. Ратников склонился над ним, позвал потихоньку, но тот не отозвался.

— В беспамятстве, должно, — зябко произнесла Маша. — Холодно. Я уж все собрала, что можно, даже ноги ему травой завалила. Все потеплее.

Небо над лесом совсем почернело, слилось с ночью, ни единой звездочки не проглядывало. Только вдали, над морем, время от времени появлялся расплывчатый луч прожектора, шарил в вышине, точно пытался отыскать что-то среди невидимых облаков, и опять пропадал.

— С катера прожектор, — заметил Быков. — Теперь до утра не угомонятся… А знаешь, старшой, все-таки немцы приходили на стоянку, — сказал он неожиданно.

— С чего ты взял? — насторожился Ратников.

— Лаз в шалаш вроде бы немножко расширен был. Когда я завалил — одно, а теперь, кажется, чуть иначе. По-моему, они пошарили-пошарили поблизости и ушли.