Валерий Рощин - Подвиг разведчика

Вдруг за дальним поворотом послышался скрип. Куцые брови старика встрепенулись, висевшие на сложенных ладонях четки дважды дернулись, тонкие губы, за миг до того заученно шептавшие тарикаты, застыли. Опомнившись, он поправил головной убор и вгляделся подслеповатыми глазами в белесый изгиб, исчезающий вдалеке за каменной глыбой.

Вначале из-за серой бесформенной гряды показался худой негодящий вол, потом выплыла деревянная арба меж двух огромных, монотонно вихлявших в стороны колес. На квадратном коробе, служившим основанием повозки, сидели двое: молодой мужчина и мальчуган лет десяти. Не доехав до старика и больного метров пяти, восточный транспорт остановился.

Мужчина в залатанной куцегрейке спрыгнул наземь, растерянно поклонившись, произнес традиционное приветствие и озабоченно спросил по-чеченски:

— Кто вы, отец? И что случилось?..

Пожилой мусульманин оглядел арбу, потом простолюдинов — бедных, с уставшими от скудных неспокойных времен лицами и с ровною добротою в голосе ответил:

— Хафиз я… из Дербента. Ризваном Халифовичем зовут. От самой Мекки идем… Давно уж странствуем.

— А я Аюп из Ушкалоя, — представился возница а, походя — меж словами, мягко опустил широкую натруженную ладонь на непокрытый затылок мальчишки, принуждая того поклониться. После учтиво прошептал: — Так вы, уважаемый, совершали хадж!..

Подросток исполнил волю отца покорно, но юное любопытство держало верх, и он все ближе перемещался к лежавшему мужчине…

— А что же с вашим попутчиком? — склонился над еле дышащим человеком Аюп.

— Это с ним иногда происходит. Давно болеет… Надеюсь посещение жемчужины Мекки — храма Кааба излечит его хворь.

— Могу ли я чем-нибудь помочь, хаджи Ризван? Дать вам воды, лепешек или немного денег?

— Благодарю тебя, сын мой. Ты поезжай… Аллах вознаградит тебя за добрую душу. А попутчик мой отдохнет, восстановит силы, и мы снова тронемся в путь.

Мальчишка несмело коснулся плеча больного, погладил его щеку, обросшую редкой и короткой бородой. Сочувственно цокнув язычком, заботливо смахнул чумазой ладошкой с лица того несколько крохотных снежинок…

— Не довезти ли вас до села? — опять нашелся мужчина, уж было собравшись взобраться на повозку.

Но тот отрешенно смотрел куда-то невидящим взором и, позабыв о мимолетной встрече, нашептывал высказывания Мухаммада. Вол, поднатужившись, тронул высокую арбу, и по округе сызнова разнесся скрип, разбавленный гулким стуком мельтешивших колес о неровности дороги. Скоро две сгорбленные фигурки, сидевшие на деревянном коробе, доверху набитом округлыми камнями, плавно уплыли вдаль…

— Вы уж коли взялись, папаша, фантазировать, так доводили б дело до конца, — внезапно оживши, проворчал «умирающий».

Улем перестал шептать и стрельнул прищуренным глазом на недовольного напарника:

— Ва-ай, дорогой Паша!.. Ты, оказывается, обманщик!? Говорил: языка чеченского не знаю; а сам лежал, слушал и мал-чуток понимал?

— Что ж я, имени вашего, да слов «Дербент» с «Дагестаном» не разберу? Они и на тарабарском звучат так же. Зачем вы называете незнакомым людям свое имя и место жительства? А ну как они догадаются о вашей причастности…

— По-твоему, я должен врать людям с первой фразы?

— Ну, так начните со второй…

— Дорогой Паша, — поучительным и возвышенным тоном перебил Чиркейнов, — долгим служением Всевышнему я заработал такой непререкаемый авторитет в Дербенте, да и во всем Дагестане, что одного моего слова будет достаточно для полного оправдания.

— Ну, смотрите, дело ваше. А, по мне проще было б наплести… Так что, не похож этот Аюп на бандита?

— Нисколько!

— А много ли вы их видели-то — бандитов, на своем каспийском побережье?

— подозрительно спросил старшина.

— Мал-чуток довелось… — отчего-то вздохнул тот и вдруг всполошился: — Цог, Паша, цог!.. Молчи, — кто-то едет!

Но Ниязов уж и сам заслышал гудящий двигатель автомобиля — вновь откинулся головой на скомканный порожний мешок, прикрыл глаза и вид принял прежний — угасающий, полуживой.

По вздыбленному косогору, поднимая жгуты сизой пыли, мчалась белая «Нива». Вынырнув из-за поворота, она немного сбавила скорость и, почти миновав находившихся под скалой мужчин, резко тормознула. Одновременно раскрылись три дверцы и из машины вышли трое чеченцев, одетых в добротную теплую одежду.

И опять улем отвечал на вопросы старшего из этих троих — чернобородого статного мужчины, почти слово в слово повторяя недавний диалог с Аюпом. Лишь в конце недолгой беседы, когда недоумение пассажиров «Нивы» от неожиданной встречи заметно поубавилось, чернобородый стал предлагать более щедрую помощь, нежели бедняк на воловьей повозке:

— Я могу довезти вас до села, а потом отправить на машине дальше — до Шали. От Шали доберетесь автобусом до Хасавюрта…

Но старик упорно стоял на своем, желая самостоятельно завершить долгий поход в Мекку. Пожимая плечами в ответ на упрямство старого богослова, троица собралась возвратиться к машине. Вот тогда-то улем и вскочил на ноги, вдруг засеменив следом.

Нагнав широкоплечего, высокого чеченца, обратился к нему, копаясь в бездонной торбе:

— Я вижу, ты глубоко верующий, сын мой…

— Аллах всегда помогал мне, — кивнул тот растерянно, потому как ни единой фразой в скоротечном разговоре не упомянул о Боге.

— Тогда возьми эту частицу нашей великой Святыни.

На раскрытой ладони Чиркейнова лежал маленький темный камешек. Подняв брови и благоговейно прикоснувшись к артефакту, молодой кавказец потеряно вопрошал:

— Он действительно из Мекки?..

— Из самого Храма. И пусть он поможет тебе в делах праведных и добрых.

Расставшись с камнем, улем поник головой и медленно направился к больному товарищу. Но не успел он сделать и пяти шагов, как со стороны кедрача раздалось подряд несколько хлопков. Первому чеченцу, сопровождавшему чернобородого, тяжелая пуля бесшумного «вала» пробила сердце, второму — висок. В ту же секунду и «умирающий паломник» извернулся, выхватив откуда-то из-под себя странной формы короткую винтовку и, выпустил пулю в ногу рванувшего к машине главаря. Кавказец высоко взвыл и упал грудью на капот «Нивы», но стал при этом шарить ладонью за поясом. Тогда уж снайпер разворотил ему и руку. Тот осел подле грязного переднего колеса, держась здоровой пятерней за бедро и, смекнув, что имеет дело с профессионалами, боле не попытался сопротивляться…

Вся операция заняла мгновение, в сравнении с тем временем, которое пришлось затратить на ее подготовку.

Затем Ризван Халифович сидел поодаль, отвернувшись и не замечая суматошных сборов — то ли вымаливал у Всевышнего прощения за обман и участие в убийстве единоверцев, то ли судил себя по другими, известным только ему законам.