Эрик Амблер - Грязная история

— Какое еще предложение?

Геннадио сердито передернул плечами:

— Насколько я понимаю, завести собственный дом. Он назвал это совместным предприятием или выдал еще какую-то чушь в том же духе. Да разве это имеет значение?

Для меня имело, и весьма существенное. Такого мадам Ирма никогда не простит и не забудет.

— Важно другое, — говорил Геннадио, — несмотря на то что мистер Хейк весьма озабочен остановкой съемок и всеми сопутствующими неудобствами, он вынужден признать неправомерность действий своего помощника. Но нам необходимо действовать очень быстро, чтобы все уладить.

— А что с Гутаром?

— Он спрятался на лодке, однако не может сидеть там долго, — это слишком опасно. Мистер Хейк решил, что вас обоих надо срочно вывезти отсюда.

— Скажите на милость! Мистер Хейк решил! До чего любезно с его стороны!

Я уже оправился от потрясения и потихоньку вскипал.

— Думаете, вам лучше угодить в тюрьму и вылететь из Греции после отсидки? Не валяйте дурака. Мы с мистером Хейком — ваша единственная надежда.

Геннадио пытался говорить убедительно и деловито, но все еще потел от страха, и я понимал, что́ его пугает. Мадам Ирма обвинила меня и Гутара, но ни словом не обмолвилась о Хейке и его присных. Если меня арестуют и станут допрашивать, все выплывет наружу, включая роль в этой афере самого Геннадио. А тогда и он влипнет по уши. Неудивительно, что маклер хотел от меня избавиться.

Геннадио вышел в контору, оставив меня глазеть на ящик с консервированным мясом, досадуя, что здесь не на что сесть. Вернувшись, он протянул мне конверт:

— Здесь ваш новый паспорт с въездной и выездной визами Греции плюс двести американских долларов и билет на судно, уходящее рано утром в Порт-Саид. Поздно ночью вы с Гутаром тайно подниметесь на борт. — Геннадио пытался выглядеть непреклонным. — Учитывая, какие неприятности вы устроили мистеру Хейку, он поступает с вами более чем великодушно.

— Это Гутар устроил неприятности, а не я.

— Об этом можете поспорить с ним в пути.

— Но я просто не могу уехать! — Я не мог рассуждать спокойно, и, несмотря на отчаянные усилия, голос у меня предательски подрагивал. — Здесь у меня квартира и машина… моя жена, да и все вещи. Нет, я не могу…

— Предпочитаете, чтобы вас сегодня забрали в полицию? У вашего дома уже стоят двое полицейских. А что касается жены, она, как вы сами сказали, в Румынии. Можете послать туда открытку из Порт-Саида. — Геннадио вновь сунул мне конверт. — Вот, забирайте.

Я взял плотный прямоугольник бумаги.

— Откройте его, ну, скорее! — Маклер щелкнул пальцами. — Убедитесь, что там все, как я сказал. Пересчитайте деньги, проверьте паспорт. Я не хочу никаких дополнительных хлопот.

Все было так, как он сказал. И никаких хлопот я ему не доставил.

В одиннадцать Геннадио доставил меня на своем катере к яхте Хейка. Ни самого продюсера, ни кого-либо из его киногруппы я не увидел. Геннадио велел мне оставаться в катере, а сам поднялся на борт и, что-то сказав матросу, сбежал в кубрик. Вскоре он появился вместе с Гутаром — тот прикрыл голову шляпой и нес в руках небольшой чемодан. Спускаясь в катер, он усмехнулся мне, но промолчал. Тотчас следом спрыгнул матрос и занялся мотором. Геннадио остался на яхте. Он больше не желал иметь с нами ничего общего.

Матрос запустил двигатель на полную мощность и направил катер к выходу из бухты. Турколимано — одна из самых крупных бухт Пирея, где издавна укрываются рыбачьи лодки; от глубоководного порта и доков ее отделяет мол. Мы быстро обогнули его и по черным маслянистым волнам заскользили к огням Пирея.

Судно «Вольвертем», зарегистрированное в Монровии, стояло на якоре в сотне метров от одного из заправочных пирсов. Это был старый, потрепанный грузовой корабль с высокой трубой и надстройками на верхней палубе. Переплетения толстых мачт и стрел подъемных кранов занимали и носовую, и кормовую его части. Низкий продольный мостик освещала лампочка, но нас не рискнули по нему провести; катер обошел корму, замедлил ход и приблизился к судну у спускного люка. Из отверстия для отвода воды в обшивке корпуса била струя воды, и матрос, чертыхаясь, пытался удерживать катер в стороне от этого фонтана. На палубе мерцал тусклый свет, а откуда-то из недр доносился гул двигателей. В люке мелькнула чья-то физиономия.

Гутар поднялся и ухватил чемодан. Край люка оказался как раз на уровне груди француза. Он забросил вещи внутрь и, подтянувшись, прыгнул следом. Я попытался сделать то же самое, но катер так скакал на волнах, что мне это никак не удавалось. Наконец, во время третьей попытки, из люка выскользнули две руки и, сжав запястья, втащили меня на борт.

Обладатель этих рук, одетый в замасленную, грязную робу, даже не потрудился помочь мне встать на ноги. Как только я плюхнулся на палубу, он стал вращать колесо, чтобы сдвинуть тяжелые дверцы люка, и с помощью рычага опускать на место болты. Катер Геннадио уже исчез в темноте.

Гутар закурил сигарету. Мы так и не обменялись ни единым словом. Задраив люк, матрос в грязной робе знаком велел нам следовать за ним. Я разглядел широкие плечи и внушительную лысину, окруженную пучками вьющихся седых волос. Мы топали по узкому проходу вдоль борта судна, затем, поднявшись по трем железным ступенькам, попали в другой. Матрос привел нас к надстройкам в верхней части палубы. Пол здесь был застелен старым, местами протертым до основания линолеумом. Из-за одной двери слышались звуки какой-то радиопередачи, но никого из членов экипажа, помимо нашего безмолвного проводника, мы не видели. Наконец матрос остановился перед очередной дверью и, ткнув в нее пальцем, впервые заговорил.

— Lavabo, [5] Туалет (фр.). — буркнул он.

Мы кивнули, и проводник, сделав несколько шагов, открыл еще одну дверь.

— Cabine, [6] Каюта (фр.). — пояснил он.

Мы втиснулись в каюту. Вдоль стены сбоку одна над другой были укреплены две койки, рядом — маленький умывальник с раковиной, на переборке напротив коек — две полки, вращающийся табурет и несколько крючков для одежды. Иллюминатор отсутствовал, зато здесь был вентилятор. Места тут оказалось меньше, чем в любой тюремной камере из тех, что я видел. В общем, клаустрофобия гарантирована с ходу.

Стоя в дверном проеме, наш проводник снова заговорил по-французски с сильным немецким акцентом:

— Вы обязаны не выходить отсюда до отправления судна. Понятно?

Гутар кивнул:

— D’accord. [7] Договорились (фр.).

Матрос ушел. Гутар протиснулся мимо меня и запер дверь.

Мы молча переглянулись, француз, пожав плечами, забросил чемодан на верхнюю полку, щелкнул замками и достал бутылку бренди.