Александр Тамоников - Пейзаж ночного видения

— Как это приятно… — Вадим передернул плечами. — Ладно, дело прошлое… И все же я не понимаю. Ответь мне честно, чтобы самому не выяснять: моя дочь без колебаний согласилась поехать в Крым с незнакомой женщиной?

— Мы познакомились.

— Ну, я не знаю. — Он прошелся по комнате. Откуда вдруг взялась эта предательская нерешительность?

— У нас вагон времени, — напомнила Лена. — Можем прогуляться по магазинам. Можем просто полежать, заняться чем-нибудь приятным… — выразительно посмотрела она на него.

Вадим задумался. Собственно, с чего он взял, что происходит нечто ужасное?

Но волнение продолжало сказываться. Теперь больше всего на свете он боялся звонка от Панькова. Этот тип беспардонен, ему плевать, что его «любимый» майор спецназа собрался в отпуск с женщиной и дочерью. Выключить телефон? Нет, это чересчур. Но никто не беспокоил. В конце концов, у нас нет незаменимых! Через десять минут он вскочил, отыскал телефон в валяющихся на полу штанах, нашел абонента в телефонной книге. Зачем он это делал? Амбарцумян не отвечал. Он набрал Балабанюка. Молодой лейтенант отозвался тоже не сразу, а когда ответил, голос его подрагивал от волнения:

— Слушаю, командир…

— Расслабьтесь, — ухмыльнулся Вадим, — отпуск продолжается.

— Фу-ты, черт… — шумно выдохнул Балабанюк. — Командир, ты когда-нибудь точно до «кондратия» доведешь. Ну, нельзя же так!

— Испугался, что Нарбулу засекли где-нибудь на Таймыре, — ухмыльнулся Вадим, — и нашу группу снова отзывают из отпуска?

— Вроде того…

— Ладно, все в порядке. Амбарцумян почему-то не отвечает.

— Он здесь… — В голосе Балабанюка зазвенели смешливые нотки. — Парализовало парня от страха.

— Понятно… В Крым все еще собираетесь?

— Мы, собственно, в аэропорту…

— Где конкретно собираетесь отдыхать?

— А что? — насторожился Балабанюк. Что-то не понравилось ему в вопросе. — В Ялту хотели, в Судак… В этот, как его… в Партенит. У Амбарцумяна там бывшая жена живет, соскучился, навестить хочет… — А ты в Сибирь, командир?

— В Сибирь, в Сибирь. Еду сопли морозить. Ну, бывайте, мужики, не скучайте там.

— Ну, ты и сказанул, — усмехнулся Балабанюк и мгновенно отключился.

Это было невероятно! Он радовался, как ослик Иа своему дню рождения. Дождался! У него не просто несколько дней, когда можно не работать, а самый настоящий отпуск! Он едет к морю, рядом любимая женщина, никакой стрельбы, оружия, рискованных мероприятий в надоевшем бронежилете. Скоро подъедет дочь, он будет отдыхать, как нормальный белый человек! Пять лет прошло со смерти жены, и только сегодня он понял, насколько прекрасной бывает жизнь!

Перестроенный аэропорт Симферополя, ласковый теплый воздух, редкие облачка на небе. Все элементарно просто — не надо ожидать багаж (за неимением последнего), никакого паспортного контроля, заполнения деклараций. Стайка таксистов, зазывающих клиентов во все концы полуострова. Щепетильный «фейс-контроль» с целью выбрать наиболее приличную физиономию: «Шеф, встречаем еще один рейс через час и едем в Портабель. Счетчик разумный, но чаевые гарантированы. Если интересно предложение — жди». Таксист терпеливо ждал, такими клиентами здесь не разбрасываются.

Самолет из Сибири прилетел по расписанию. Пассажиров было немного, и багаж выдали без задержки. Симпатичная темноволосая девчонка со вздернутым носиком, отдуваясь, волокла тяжелую сумку на колесиках. Она вымахала еще больше! Дылда, скоро до отца дорастет! Ноги точно в маму. Вадим с суровым видом, но весь дрожа от радости, заступил дорогу:

— Гражданка такая-то? Просьба остановиться и обнять отца.

Она завизжала и кинулась ему на шею…

— Ты в кого такая выросла, дочь? — Он недоверчиво ощупывал ее, вертел в разные стороны.

— Что сделаешь, пап, время берет свое…

— А это что такое? — ткнул Вадим пальцем в набитую сумку. — Ты в своем уме? Зачем это барахло на юг притащила?

— А это я? — возмутилась Маринка. — Это твоя сестрица разлюбезная. Тетя Люда то бишь. Она глубоко убеждена, что в Крыму голод — потому что он повсюду блокирован: с суши, с моря, из космоса, и существует лишь тоненькая «дорога жизни», по которой сюда поступают продукты, которых на всех не хватает. Там, кажется, варенье, квашеная капуста, грибы. Еще одежда теплая… Ты же понимаешь, папа, все это барахло проще взять, чем объяснить тете Люде, почему не надо это делать.

Потом она исподлобья разглядывала Лену, скептически поджимала губы, порывалась высказать критическую оценку, но удержалась. Лена выглядела лучше всех в этом аэропорту. Белые джинсы, каблучки, легкая блузка, облегающая фигуру. Она улыбалась. Маринка тоже выдавила что-то похожее на улыбку и проворчала:

— Ну, примерно это я и ожидала увидеть… Ладно, разберемся.

Вадим с Леной переглянулись, и он сделал ей знак, мол, все в порядке, могло быть хуже.

— Люди, вы поедете или дальше будете обниматься? — взмолился таксист. — До Портабеля, между прочим, полтора часа гнать…

Эти полтора часа пролетели незаметно. Трасса Симферополь — Феодосия была отличного качества, машинами не загружена. Дорога расстилалась на восток в обрамлении шеренг подтянутых пирамидальных тополей.

— Вы из какого города, ребята? — спросил шофер.

Начали объяснять и, запутавшись, рассмеялась. Он отмахнулся — ладно, все понятно с вами. В России вы, друзья, как бы причудливо это ни звучало. Крымские степи оказались не такими уж пустынными. Пролетали опрятные деревеньки, небольшие городки, мелькали перелески с незнакомой растительностью. «Здесь много эндемиков, папа, — популярно объяснила Маринка, никогда не выезжавшая из своего Центрального района, — то есть растений, которые растут только здесь. А в горах они будут вообще друг на дружке расти».

Степи скоро кончились, пошли густые леса. За Белогорском дорога повернула южнее, и справа по борту обозначились горы. Они имели причудливые формы и сверху донизу были покрыты лесами. Снова въехали в буковый лес. А когда вынырнули из него, горы уже были рядом — не очень высокие, но величественные. Дорога петляла по седловинам, проваливалась в ущелья. Распахивались долины, испещренные лентами речушек и разноцветными домиками. За Старым Крымом водитель съехал с трассы на второстепенную дорогу, которая тоже оказалась вполне приличной. Становилось жарче. Умеренно континентальный климат на глазах сменялся субтропическим. Менялась флора. Вдоль дороги мелькали кустарники, усыпанные гирляндами цветов, вставали пушистые остроконечные кипарисы, маячили «спиленные» макушки ливанских кедров. За горой появлялась гора, дорога петляла змейкой — и вдруг оборвались возвышенности, дорога пошла на понижение, и перед глазами в полной красе распахнулось море! От этого зрелища запершило в горле. Море было необычайной красоты, у берега бирюзовое, дальше — темно-синее. По неподвижной глади сновали белые точки — катера, лодочки, парусные яхты. На расстоянии пары километров от берега просматривались каменистые острова. Дорога змеилась между невысоких кряжей, спускаясь с горных уступов. Зазеленели виноградники. Показался большой поселок — видимо, это и был Портабель. Он раскинулся по берегам обширной бухты — километра на три вдоль моря. Невысокий — одноэтажные, кое-где двухэтажные дома, были и повыше — видимо, санатории и гостиницы. Просматривалась вытянутая набережная, утопающая в парках. Дома в поселке стояли неравномерно — где-то их было меньше, где-то они теснились. На участках, свободных от строений, зеленели деревья, белели пустыри. Справа, на юго-западе, поселок подпирала массивная зубчатая гора причудливой формы, налево убегали безлесные холмы, похожие на барханы. А далеко на северо-востоке к морю снова подступали горы. Дорога становилась ровнее, поселок приближался. Проехали заправку Газпрома, на которой не было ни одной машины.