Александр Тамоников - Пропуск с красной печатью

И снова малолетка Дина! Увидев Гальского, она бросилась к нему, стала умолять:

– Возьмите меня с собой, пожалуйста, я помогу, я принесу пользу, я обязательно пригожусь… Я готова ко всему, мы проходили в лагере под Донецком военную подготовку, у меня есть навыки, я умею драться… Пожалуйста, я не буду вам мешать…

Майор поморщился. Детский сад какой-то, право. Девчонку можно понять – влюбилась без памяти, хочет за любимым на край света, не догадываясь, что она уже ему надоела и тяготит. Плюс любовь к родной стране, ненависть к недочеловекам, которые расплодились, как тараканы… Но он же взрослый человек, зачем ему эта обуза? Он уже готов был решительно отвергнуть предложение, как вдруг перехватил взгляд Гароцкого. Тот съежился на табуретке, смотрел как-то странно. Вроде свой человек… по крайней мере, был два дня назад, не собирался предавать. Но что сейчас в его голове? Дочь есть дочь, ради нее можно и убеждениями поступиться. Ликвидировать все семейство к той-то матери? Морока, да и люди не поймут, и деревенские быстро узнают. А пока девчонка с ними, она – страховка, гарантия безопасности. Когда же все кончится, они ее просто выбросят.

Он уставился на Гароцкого с таким выражением, что тот сразу все понял и аж затрясся весь. Девчонка тоже поняла, взвизгнула от радости, шутливо ударила Матиани в живот и умчалась собираться.

– Вы должны гордиться вашей дочерью, Геннадий Акимович, – вкрадчиво произнес Гальский. – Она – боец, из Дины вырастет настоящий патриот Украины. Вам нечего бояться – мы все сделаем, и ваша дочь вернется живой и невредимой.

– Зачем, командир? – шипел Матиани, отдавливая майору пятки на лестнице. – Ну, поматросил и бросил, с собой-то на хрена ее тащить? Она же обуза, мешаться будет, полезет не туда…

– Вот и следи за ней, чтобы не лезла, – отрезал Гальский. – Отвечаешь за нее. Когда все закончится, сбросим с поезда.

Валить всей толпой было глупо. Он построил команду на первом этаже, мрачно их разглядывал. Два дня провели без дела, ничего, наверстают, расслабиться и разложиться еще не успели. С семейством Гароцких он уже провел разъяснительную беседу, приказал сидеть в доме, никуда не выходить. Пообещал, что через несколько часов их чадо вернется. Девчонка стояла на краю шеренги с гордым видом – оделась как надо – резиновые сапожки, штаны из плащевки, утепленная куртка с капюшоном. Майор лаконично разъяснил задачу: все, включая лицо прекрасного пола, в колонну по одному выходят через заднюю калитку, обходят озеро, прячутся за камышами, за складками местности, в километре к югу забираются на обрыв и ждут в лесу. Он один поедет на машине – нечего привлекать внимание такой толпой…

Выждав десять минут после ухода бойцов, Гальский покинул помещение, смерив строгим оком затосковавшее семейство. Геннадий Акимович, пряча глаза, открыл ворота, выпустил «Фольксваген».

Майор неторопливо катил по местным буеракам. Дорога постепенно взбиралась в гору, круто уходила влево. Вдруг ожила рация, заговорила голосом Власа Романько:

– Господин майор, вы знаете, что на озере трупак лежит?

– Лежит, значит, так надо, – отрезал Гальский. – Выполняйте задачу, я скоро буду. И не надо сообщать о каждом обнаруженном трупе.

– Поняли, не вопрос, – хмыкнул Романько.

Майор забрал их в лесу – округа была безлюдная, моросил мелкий дождь. Бойцы расселись, и машина тронулась с места.

Происшествий по ходу следования не было. До трассы «Волга» встретили лишь одну машину – старенькая «четвёрка» стояла у обочины, водитель ковырялся в капоте и даже не высунулся, чтобы посмотреть, кто проехал.

Гальский съехал с дороги, поставил машину за какой-то развалившейся кирпичной стеной, достал спутниковый телефон. Посмотрел на часы: восемь минут десятого.

– Рад, что помнишь о нас, майор, – раздался возбужденный голос полковника Бородко. – Поступил сигнал от информатора: конвой с грузом начинает движение. Он будет постоянно на связи – сообщать о возможных отклонениях от маршрута.

– Отлично, все понял. – Струйка пота побежала по спине. Откуда вдруг такая чувствительность?

– До связи, – сказал полковник и отключился.

Гальский весь сосредоточился на задании. После него – хоть потоп. Быстрый пролет по трассе М-7. Дважды видели гаишников, но пронесло, девчонка прятала торчащую голову. Поворот у Покровки, «пьяная» дорога на Новосельцево в обрамлении желтеющих и краснеющих лесов. Промокшие от дождя деревья как-то съежились, словно их обидели, стояли понурые. Порывы ветра трясли ветки, срывали листья. Четыре километра от развилки, поворот на лесную дорогу. Тридцать метров – и круто влево. Вот и крохотная поляна, окруженная плотными зарослями.

– Всем проверить оружие, переговорные устройства, позаботиться о маскировке, – скомандовал майор. – Журкович, занять позицию у лесной дороги, и чтобы никаких посторонних. Докладывать о любой нештатной ситуации. Матиани, наблюдаешь за трассой. Все помнят свою задачу?

– А мне что делать? – спросила Дина.

– Сиди в машине. Понадобишься – пригласим.

Девочка надула губки, съежилась на сиденье. До нее уже никому не было дела, каждый занимался своей работой. Из-под сидений извлекались гранатометы, выстрелы к ним. Полчаса на маскировку, отработку выхода на позицию. Долгое ожидание…

Время еле ползло. Гальский лежал под кустом, подстелив под себя плащ-палатку, разглядывал в бинокль проносящиеся по дороге машины. Из-под куста, растущего на маленьком холмике, открывался полноценный вид на север. Трасса змеилась по вертикали. Больших перепадов высот тут не было, дорога просматривалась в северном направлении метров на семьсот. Машины тянулись друг за дружкой в обе стороны – шустрые легковушки, грузовики, автобусы, иногда рычали фуры, водители которых по разным причинам выбирали объездные маршруты.

Время – одиннадцать утра. Оживился спутниковый телефон.

– Первый, доложите ваши координаты, – прозвучал глухой голос полковника Бородко. Гальский доложил.

– Я понял, – отозвался полковник. – Объект движется с небольшим опережением графика – не больше пяти минут. Серый микроавтобус «Пежо» с черными номерами и черной полосой по низу кузова. Конвой прошел Кольчугино, движется в сторону Киржача, миновал Афанасьевку. Сообщите, что поняли.

– Я понял, – скупо повторил Гальский. – Ждем с нетерпением.

– С нетерпением не надо, – подыграл полковник. – Терпение, майор, только терпение…

– Господин майор, вы должны это увидеть, – образовался в ухе мрачный голос Трофима Журковича. Сердце неспокойно екнуло.

– Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Но вы должны это увидеть.

Гальский передал наблюдение помощнику, отполз и, пригнувшись, побежал мимо поляны, на которой томился в ожидании универсал с прилипшей к окну девчонкой, влетел в лес. Продвигался почти на корточках, перебираясь через бурелом и мертвую растительность. До лесной дороги оставалось метров восемь, когда он наткнулся на сидящего в напряженной позе Журковича. Физиономия у диверсанта была измазана углем, сам он завернулся в накидку защитного цвета, облепленную листьями, взгляд его придирчиво шнырял по округе, а в руке он держал окровавленный нож. Рядом, раскинув руки, валялся труп. Мужчина, сравнительно молодой, в ярко – рыжей куртке, в бесцветной кепке, развернутой козырьком назад. Под ногами трупа валялась опрокинутая корзина. Вывалилась горстка опят, небольшой металлический термос.