Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки

Пленников загнали во двор. За ними захлопнулась калитка.

– Прибыли. – Глотов мрачно озирал двор, заваленный хламом, внушительную воронку от взрыва. – Второй сезон затянувшегося сериала.

Внутри все осталось без изменений. Серега скатал свою постель и, демонстративно не глядя на Карпатова, уволок ее в соседнюю каморку.

– Ты чего? – не понял Витька.

– Он храпит, – объяснил Серега. – Вы как хотите, а я с ним спать не буду.

Он демонстративно хлопнул рассохшейся дверью. Остальные угрюмо уставились на командира. По лицу Карпатова было трудно понять, о чем он думает. Владимир Иванович добрел до стены, гвоздем добавил две черточки, свернулся на своей лежанке.

В округе этой ночью царила гробовая тишина. Война взяла тайм-аут. Храпел в своей каморке Серега, тихо спал настрадавшийся Витька, стонал, кряхтел и бредил Вакуленко. Глотов со своей лежанки наблюдал за некурящим Карпатовым. Тот стоял в проеме и дымил. Глотов тихо приблизился. Капитан не дрогнул, он давно уже чувствовал взгляд.

– Мазохизмом страдаешь, Владимир Иванович?

– Балуюсь, – тихо отозвался Карпатов. – Поздно начинать в моем возрасте.

Помолчали. В округе властвовала тишина. В воздухе до сих пор ощущался запах гари.

– Холодает. – Карпатов поежился. – Чуешь? А зимой тут, говорят, вообще дубак.

– Знаю, – согласился Глотов. – Зимой тут до ноля бывает. А на Саланге даже летом снег идет. Постоянные заносы, бураны.

– Ну да, ты же здесь…

– Неплохо проводил время. С восемьдесят второго и до упора. – Он закатал рукав.

На плече в лунном свете блеснула десантная татуировка.

– Спрячь, – прошептал Карпатов. – Если увидят, тебе не жить.

– Что ты решил? Ты ведь командир у нас, правильно?

– Правильно.

– Командир, – повторил Глотов. – Хотя формально мы люди гражданские. Вот поэтому я не свернул тебе шею в яме. А был соблазн. Все на тебя смотрят – и Витька, и Ромка, и я. Ты один принимаешь решения.

– Свои решения – да. Но не Серегины.

– Так будь же, блин, командиром! Веди себя достойно. Командуй.

– Поехали, – улыбнулся Карпатов. – Еще одна воспитательница.

– А как ты хотел? – резко спросил Глотов. – Будь мужиком, Карпатов! Нашим мы на хрен не нужны, у них свои глобальные проблемы. Талибы нас не выпустят. Будут торговаться, обещать, требовать, держать, пока хоть какая-то польза от нас будет. А кончится польза – зарежут. Как баранов. Уж мне ли не знать, как это делается. Я прошел через это. Я не баран. У меня гордость есть.

– А у меня жизнь, – парировал Карпатов. – И ваши глупые жизни. Я все сделаю, чтобы выжить. И чтобы вы выжили. Скажут Коран учить – буду учить. Скажут землю жрать – буду жрать…

– Не подавись, – перебил его Глотов. – Сухая здесь землица. Жалко, Карпатов. Губишь ты свою репутацию.

Он сплюнул, свернул свою лежанку и уволокся с ней в каморку. Карпатов слышал, как Глотов пинал Серегу, чтобы тот не храпел. Через минуту это делали оба. Карпатов вынул третью сигарету, закурил. Уже не шло. Действительно мазохизм. Спать давно пора.

Наутро в тюрьму ворвались двое бородачей, стащили капитана с лежанки и погнали на улицу. За калиткой стоял Адель и позевывал, культурно прикрывая рот ладошкой. Никаких фуражек, пацанячьих аксельбантов. Скромный грязно-бурый френч, чистые сапоги, опрятная кепка.

– Здравствуй, Володя! – Бывший однокашник заулыбался.

– Давно не виделись, – проворчал Карпатов.

– Упущение, – согласился Адель. – Будем видеться чаще. Садись в машину, прокатимся куда-нибудь.

Важному пленнику подали пикап лохматых годов производства компании «Ниссан». Водитель, почетный конвой и дорогой однокашник с собачьим именем.

– Присаживайся на заднее сиденье, – предложил Адель. – Поедем как белые люди. Ох, и жарища прет! – Он стянул кепку, утер ею пот с холеной физиономии, подмигнул по-приятельски. – Сейчас бы пивка несанкционированного, да, Владимир Иванович? И послать куда подальше все дела. Ты садись, не тушуйся, не обращай внимания на моих горилл. Они мирные.

Помянутые гориллы подперли пленника с двух сторон, но рук не распускали. Карпатов осмотрелся. Вокруг тюрьмы уцелевших строений почти не осталось. На развалинах копошились люди, выносили мусор носилками. Двое мрачных афганцев месили голыми ногами сырую глину. У стены уродливо чернел исковерканный грузовик.

Городок, по которому они тащились, производил унылое впечатление. Вздыбленная земля, вывернутые с корнями деревья, бреши в строениях. Кое-где лежали трупы, едва прикрытые черт знает чем.

На пустыре протекал «стихийный» митинг. С броневика, потрясая руками, вещал харизматичный талиб. По его тону было ясно, что это не агитация, а угрозы. Автоматчики сгоняли мужчин, подростков, стариков, совали им в руки оружие, грузили в машины. Желания не спрашивали. Зачем, если родина в опасности?

Худосочный подросток, явно пацифист, вырвался из толпы, уронил седого старика с палочкой и бросился вниз по улице, петляя, как заяц. За ним рванулся еще один. Подбежали двое в халатах, вскинули автоматы, застрочили.

Второй парнишка покатился по пыльной дороге, оставляя кровавый след, разбросал руки и застыл. Первый метнулся в сторону, и весь свинец достался подвернувшейся женщине в парандже, которая затряслась в конвульсиях, упала, царапая землю. А паренек метнулся в ближайшую щель и пропал, счастливчик.

Грузовик, набитый вооруженными рекрутами, вырулил с площади. Он проехал по убитому парню и покатился с горки.

– Это нормально, Адель? – сглотнув, спросил Карпатов.

Однокашник неохотно обернулся, соорудил физиономию пай-мальчика и ответил:

– Это вынужденная мера, Володя. Не переживай, скоро все будет иначе. В вашу революцию творили, согласись, и не такое. И ничего, протянули семьдесят лет, сейчас с тоской вспоминаете о былых временах.

Карпатова везли минут пятнадцать, вывели из машины, дали осмотреться. Каменное здание с решетками – на ум командиру экипажа почему-то сразу пришло слово «контрразведка» – не пострадало во время артобстрела. Соседнему не повезло. Бомба отхватила больше половины.

Из дверей выносили тела, одно без головы, другое вообще по частям. Голова лежала рядом, какая-то грустная, почерневшая. Надрывно причитала женщина над убитым кормильцем. Мимо нее спокойно ходили бородачи с автоматами, один из них что-то бубнил в спутниковый телефон. Летчика подтолкнули к кирпичному строению.

В комнате сидели люди в военных френчах, черных тюрбанах. Они кого-то ждали, пили чай из разукрашенных пиал, жевали. Временами в коридоре мелькал Адель, вытягивал шею. Карпатов сидел на табуретке, тоже ждал.

Пришел главный. Владимир Иванович знал этого парня. Данного субъекта звали Абу Умар. Он вел себя так, словно был вторым после Аллаха. Высокопарный, надменный тип лениво разговаривал со своими лизоблюдами, попивал чаек, потом сделал небрежный жест, мол, начинайте. Только после этого он с любопытством уставился на российского летчика.