Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки

Никто не видел, как Карпатов выбежал из комнаты. Глотов врачевал Серегу по полной программе: короткие яростные тычки в грудину, дыхание изо рта в рот, снова массаж сердца. Но все напрасно. Оживать Серега не собирался. Жирная испарина хлестала с Глотова, заливала глаза. Устали руки, он сделал передышку, отогнул умирающему веко, напряженно всматривался, не сузится ли зрачок, рыча от отчаяния, снова месил грудину. Вакуленко застыл, уставился на Серегу стеклянными глазами.

– Отойди! – прорычал Карпатов и выплеснул на Серегу ведро воды.

Тот вздрогнул, шумно вздохнул, закашлялся. Его подбросило. Глаза распахнулись и тут же закрылись. Но Серега уже дышал, прерывисто, тяжело, ломая стойкое сопротивление в дыхательных путях.

– И кто тут не умеет? – пробормотал Карпатов, в изнеможении опускаясь на пол.

– Мамочка дорогая!.. – Витька яростно закрестился.

Вакуленко упал на свою лежанку, головой в матрас, бешено затрясся.

– Мы его вернули, – пробормотал Глотов. – Всем спасибо, все свободны. – Он истерично засмеялся и злорадно спросил чуть позже, когда Серега худо-бедно завершил сражение со смертью и пришел в себя: – Ну что, в жилетку будешь плакаться?

– Предпочитаю плакаться в декольте, а не в жилетку, – проворчал тот, отворачиваясь к стене.

Вновь тянулись резиновые дни. Серега почти не вставал, лежал, отвернувшись к стене. Однажды он поднялся, покосился на Вакуленко, сидящего перед окном не просто так, а на стреме, и потащился в казарму.

В свете свечей и бледного фонаря Витька с Глотовым углубляли лаз. Глотов ковырял дужкой от кровати спрессованную землю. Витька в ожидании сидел на краю ямы и ковырял в носу. Когда звучало глухое «Тащи», он вытягивал из лаза ржавый тазик, доставлял в дальний угол, ссыпал землю в приямок, затем с трагической миной волокся обратно.

– Позвольте поработать, – проворчал Серега.

– Ой, иди уж, – буркнул из подполья Глотов. – Помощник из тебя нынче!.. Выздоравливай, Серега, и постарайся временно не нарываться.

– А что мне делать? – разозлился тот.

– Что хочешь, то и делай.

Ничто так не ограничивает действия человека, как фраза «Делай что хочешь».

Серега пошатался из угла в угол и заявил:

– Ладно, пойду, сменю Вакуленко. Свистеть пока в состоянии. А то этот салоед совсем обнаглел. Вы тут вкалываете, а он на солнышке балдеет.

Вакуленко надулся, как воздушный шар, начал стонать, что у него болит голова, ноют суставы от перемен в погоде, и вообще на кой ляд это надо – таскать землю с места на место? Ну, выйдут они из тюрьмы – и куда дальше? В пустыню Бадахшан? Умереть с честью можно и без всяких земляных работ. У Сереги, мол, накоплен бесценный опыт, как половчее это сделать.

– Марш работать! – разозлился тот. – И прекращай мне эти карпатовские штучки!

Не прошло и десяти минут, как он протяжно засвистел.

– Мать его! – ругнулся Глотов, выбираясь из подполья. – Надеюсь, это не учебная тревога.

Тревога была вполне боевая. Летчики вышли на крыльцо и уныло наблюдали за работой уже знакомых пролетариев. Похоже, в окрестностях Кандагара это была единственная бригада, знакомая со строительным делом. Вмешиваться в процесс было глупо. Действие протекало под неусыпным оком автоматчиков. Первым делом строители сгрузили с носилок широкие доски и стали заколачивать мощными гвоздями створ колодца.

– Ничего, мужики, – неуверенно сказал Серега. – Они же прямо в цемент бьют. Ночью вытащим, не проблема.

Но после того, как люди самой мирной профессии извели весь стройматериал и колодец превратился в деревянный саркофаг, на сцене появились новые актеры. Двое грязных афганцев втащили во двор носилки, доверху загруженные раствором, на подгибающихся ногах подволокли их к колодцу, там бросили и ушли. Строители неторопливо обмазывали раствором доски со всех сторон. Они медленно превращали деревянный саркофаг в непробиваемый бетонный.

– Ничего, мужики, – побледнев, повторил Серега. – Отдерем. К ночи не успеет схватиться.

Но снова появились чумазые носильщики, с трудом подтащили еще одни носилки с цементом, бросили, уволокли пустые. Квалифицированная рабсила продолжала свое черное дело. Слой раствора прочнел на глазах, превращаясь в стойкую броню. Теперь его можно было сбить только с помощью тяжелого лома и недюжинной силы.

– Мамочки, да что же это делается! – Вакуленко взялся за голову.

– Это как понимать? – Только сейчас до Витьки дошел весь трагизм положения. – Мы теперь мыться не будем? Да это же беспредел!

– Да уж, Витька, ты у нас барышня чистоплотная. – Глотов покосился на него. – Только ноги забываешь мыть. Вот подонки! Могли бы предупредить. Мы бы воды набрали хоть на сегодня.

– Нам еще и пайку урежут, – тоном чревовещателя прогудел Вакуленко.

– Да хватит вам ныть, – разозлился Серега. – Подумаешь, без воды оставили! Для питья она все равно не годится. Там сплошные черви. Подумаешь, не помоемся месяц-другой.

– Ладно, переживем, – заявил Глотов. – Совсем без воды нас оставить не могут, пусть таскают. Ну и нанюхаемся мы теперь, мужики, друг друга!

Серега нервно засмеялся.

– Да уж, это не парижский парфюмерный салон. Что, чурбаны, довольны?! – заорал он, показав охраннику средний палец.

Бородач вскинул автомат, передернул затвор.

– Да ладно, не стращай, – отмахнулся Серега. – Пуганые уже.

Рабочие собрали инструмент, носилки, тихо удалились. В проеме калитки остался охранник. Серега поднялся, чтобы подойти к колодцу, но тот вскинул автомат, прицелился.

– Ладно, неохота ходить. – Серега отказался от своей затеи и плюхнулся на лежак. – Что, мужики, пойдем в карты играть? Или пороете еще?

– Теперь с копкой проблема, – изрек непререкаемую истину Глотов. – Мыться-то как будем?

– Да не могут они нас совсем без воды оставить! – в сердцах выкрикнул Серега. – Проще к стенке поставить и расстрелять к чертям собачьим! Мы только рады будем!

– Ну уж… – засомневался Вакуленко.

В принципе, Серега оказался недалек от истины. Посторонился громила в калитке, вошел пролетарий с двумя ржавыми металлическими ведрами, поставил их недалеко от входа и удалился.

Следом вылупился переводчик Миша, но далеко не пошел, крикнул:

– Теперь быть так! У вас не быть колодца! Это наказание! Вам будут приносить две ведры в день!.. – Он осекся, потому что Серега стал манить его пальцем.

– Миха, подойди на минутку! Чего скажу!

Миша растерянно обернулся на охранника, физиономия которого не выражала ничего, кроме готовности к намазу. Об этом как раз вещал муэдзин с минарета.

– Иди-иди, Миха! – Серега манил пальцем. – Что-то интересное скажу.

– Нет. – Миша отступил. – Нельзя. Другие дела. Очень срочные. – Он развернулся и убежал.