Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки

– От ужаса, – объяснил Серега.

– А ты проверял? – спросил Глотов. – Может, от удовольствия?

Витька рухнул перед дамочкой на колени, картинно заломил руки, задрал голову и запел, жутко фальшивя:

– Ну, почему ко мне ты равнодушна?!

Серега махал руками охранникам и вопил:

– Мужики, спускайтесь к нам!.. Витька, ты бы хоть разочек в ноту попал, Орфей, блин!

Витька запустил руки под паранджу, начал яростно там возиться.

– Мужики! – орал он. – А это точно моя невеста?!

– Твоя, твоя! – скандировали летчики.

А Серега еще и добавил:

– Пользуйся, Витька, вынимай свое огромное человеческое достоинство, не стесняйся!

– Боже! – Витька срывал голос. – Не могу поверить! Неужели это мое?!

– Молодые, поцелуйтесь! – выкрикнул Вакуленко.

– Можно? – ахнул Витька. – Правда, можно?

– Да успеешь с поцелуями! – прокричал Серега. – Ты к делу давай, потом целовать будешь!

– Нет, я ее вначале поцелую! – возразил Витька.

– Только взасос! – орал Серега. – Дай покажу! – Он рухнул рядом с Витькой на колени.

– Пусти, моя невеста! – Витька оттолкнул его, вскочил, отогнул паранджу, впился губами в то, что было под ней.

Охранники вопили, гневно потрясали кулаками и автоматами. Старший команды взволнованно кричал что-то в рацию.

– Ага! – воскликнул Серега и пустился в пляс. – Завидуете, уроды! Витька, чего ждешь? Учти, мы томиться не будем, тоже хотим!

– Не дам! – орал Витька. – Это моя невеста!

– Так ты жених, ты еще успеешь! – Вакуленко заржал.

– Можно мне ее раздеть? – спросил Витька. – Догола!

– Нужно! – заорали летчики.

Охранники защелкали затворами.

– Раздевайся, падла! – завопил Витька и стал срывать с женщины одежды.

– Не оскорбляй барышню! – Серега изнемогал от хохота. – О женщине либо хорошо, либо женись!

– Так я и женюсь! – возразил Витька, инициируя новый шквал куража.

Он уже сорвал с невесты паранджу, сдергивал обрывки халата. На лицо брезентового чучела летчики приклеили тетрадный листок, на котором жирно нарисовали карикатурную женскую мордашку, обозначили выпуклые груди, а к промежности приделали мохнатый кусок войлока. Витька прижал невесту к себе, рухнул с ней на землю и начал делать непристойные движения.

– Осторожно, Витька, – заволновался Глотов. – У нее же голова сейчас отвалится!

– Все! – выкрикнул Витька и встал на ноги. – Я закончил!

– Давай еще раз! – заволновался Серега. – Как говорят кролики, между первой и второй перерывчик небольшой!

– Понял, – согласился Витька и рухнул на бездыханное чучело.

В этот момент и прогремел первый выстрел. Терпение целомудренной публики лопнуло. Испуганная кошка олимпийским прыжком перелетела через ограду. Летчики шарахнулись в стороны. Витьку подбросило так, словно дама, лежащая под ним, поддала ему коленкой в промежность. Пуля ударила в голову чучела, та оторвалась и отлетела к крыльцу, вращаясь, как футбольный мяч.

– Мужики! – завопил Серега. – Нам обгадили первую брачную ночь! Но ничего, она и без головы баба! Правда, Аннушка?!

Простучала очередь. Чучело подпрыгнуло, перекатилось. Открыли огонь остальные талибы. Вокруг летчиков взлетали фонтанчики от пуль. Вакуленко, зажав уши, бросился к крыльцу. За ним метнулся Витька, споткнулся, с воплем растянулся на земле. Ему на затылок приземлилось чучело. Серега бросился забрать его, но грянула новая очередь.

Пули ударили ему под ноги, он свалился на колени, погрозил охранникам кулаком и крикнул:

– Что, муслимы, не нравится?!

– Искусство не убьешь! – проорал Витька, стряхнул с себя чучело и исчез в доме.

Пятился к крыльцу Глотов, пули пахали землю у него под ногами, вынуждая отходить. Отворилась калитка, вбежали головорезы с выставленными автоматами, за ними перепуганный переводчик и Карпатов. Миша пустился наутек, врезался в первого пилота, тот с досадой оттолкнул его. Стрельба оборвалась.

Пользуясь затишьем, Серега изловчился, схватил чучело, насадил его на палку, валяющуюся под крыльцом, воткнул в землю посреди двора и опрометью бросился в дом. Он унес ноги весьма своевременно. Талибы открыли ураганный огонь по чучелу! Сначала оно упало, потом загорелось.

От души хохоча, Серега последним влетел в дом, захлопнул за собой дверь, рухнул на лежанку, задрал к потолку большой палец и заявил:

– Классно оттянулись, ребята! Ну, этот день они долго не забудут.

Ураганом влетел рассвирепевший Карпатов, сцапал Серегу за грудки, сорвал с матраса. Тот и опомниться не успел.

– Ты что творишь, падла?! – заорал Владимир Иванович в лицо бузотеру. – Ты хоть соображаешь иногда, что творишь? Да когда же ты, идиот, наконец, уймешься?!

Глотов метнулся, чтобы заступиться за горе-коллегу, но Карпатов уже отшвырнул Серегу, брезгливо вытер руки о колени и шагнул в каморку. Глотов застыл, не решаясь броситься следом.

– Блин, молодец против овец.

Серега захохотал.

– Сам ты овца, Саня. Ладно, не обижайся. Хрен с ним, с Карпатовым. А что ты хотел? Чтобы он обрадовался?

– Ну, все, нас ждет очередной жесткий боевик. – Витька улегся и молитвенно сложил на груди руки. – Сейчас прибегут и опять нас разукрасят.

Репрессия последовала строго по графику. Ворвались талибы, разбросали матрасы, порвали их штык-ножами, распинали вещи, прижали к стене Серегу и надавали по сусалам. Затем они в порядке живой очереди отделали Витьку, Вакуленко, Глотова. Сопротивляться было бессмысленно ввиду явного преобладания разгневанной благочестивой публики. Оттого и избиение получилось каким-то скомканным, половинчатым. Жертвы отлежались за пару часов, потом ползали по полу, собирали вещи, зашивали матрасы.

– А Карпатова не били, – пожаловался Витька.

– Почему-то меня это нисколько не удивляет, – прошипел Серега.

– А его-то за что? – спросил Глотов.

– За компанию. – Серега крякнул и мужественным взглядом покосился на каморку, обитатель которой хранил пронзительное молчание. Карпатов не появился ни во время избиения, ни после. Не шевелился он и теперь, хотя самое время было выйти и высказать все, что накопилось.

Ночью Серега легкими покачиваниями разбудил Глотова.

– Ну чего тебе, неугомонный? – проворчал тот, протирая глаза. – Опять что-то задумал?

– Не без этого, – странным шепотом сообщил Серега. – Глянь, чего это Карпатов делает?

Они на цыпочках подкрались к каморке, сунули внутрь любопытные носы. По тесной клетушке с ободранными стенами струилось дрожащее мерцание. Свеча, накрытая стеклянной банкой, горела жидким, исчезающим пламенем. Рядом с ней лежала тетрадка, над которой склонился Карпатов. Он никого не замечал, был погружен в свое дело.

Со стороны могло показаться, что первый пилот решал трудную задачку, участвуя в олимпиаде по математике. Он шевелил губами, что-то высчитывая, делал пометки заточенным карандашом. Временами Владимир Иванович брал с пола ученическую линейку, прикладывал к тому, что было нарисовано на развороте, производил замеры, отмечал точки. Потом Карпатов хватался за огрызок ластика, все стирал, начинал заново. Он надолго погрузился в прострацию, сидел неподвижно, затем перевернул листок и начал что-то бегло писать, сопровождая этот процесс невнятным бурчанием.