Александр Тамоников - Чемпион тюремного ринга

Ноги не держали Илью, но опуститься на пол он не мог. Коленки упирались в стены.

Все труднее становилось мобилизовывать остатки воли. Он насилу справился с паникой, убедил себя в том, что это не казнь. Если бы укропы хотели его убить, то давно сделали бы это. Им важнее сломить волю пленника, превратить человека в покорного слугу, чем отнять у него жизнь.

Память возвращалась обрывками. Избиение конвоиров, Литвиненко, удавившийся на автоматном ремне, Богомол, поймавший пулю… Товарищи погибли по его милости. Он собственными руками отправил их на тот свет.

Ткач выл от бессилия и безысходности, уговаривал остатки воли не бросать его, побыть немного с ним. В голове смещались шарики и ролики. В какие-то моменты Илья сходил с ума, слышал, как рядом кто-то кричал, и не понимал, что делает это сам.

В конце концов он нашел себе занятие, повернулся на девяносто градусов и начал опускаться на пол, подгибая ноги. Ему пришлось извернуться самым нелепым образом, иначе не удалось бы сесть. Поза была неудобная, болели все кости и мышцы. Вытянуть ноги было некуда.

Пол покрывала вода, холодная, дурно пахнущая и какая-то липкая. Илья почувствовал тошноту, но подняться было выше его сил. Он сидел на полу, скрюченный, обрастающий гусиной кожей, проваливался в обморок, приходил в себя, собирал в кулак ошметки самообладания.

Боязнью замкнутого пространства Ткач ранее не страдал, но теперь, кажется, начал. Обмороки насыщали мрачные кошмары. Липкие щупальца тянулись к нему и душили. Он реально задыхался от нехватки кислорода, оттого и видения делались ярче, страшнее.

Временами Илья сбрасывал с себя гнет галлюцинаций, заставлял себя трезво мыслить, анализировать ситуацию. В такие минуты он понимал, что это просто месть со стороны руководства лагеря. Его подвергают мучительной пытке, чтобы превратить в покорное животное.

Но сами же укропы все равно вытащат Илью отсюда. Вряд ли они заинтересованы в том, чтобы свести пленника с ума. Человек, тронувшийся рассудком, не интересен им точно так же, как и мертвый.

«Какая же роскошная на Украине демократия! – заговаривал себе зубы Илья. – Методы фашистские, беззаконие возведено в абсолют. Человеческая жизнь не стоит ни копейки. Откуда в этом богоугодном заведении камера психологической пытки? Площадь помещения не тянет даже на подсобку. Построили специально? Сами выдумали этот простейший способ отъема воли или психологи из НАТО подсказали?»

Тело арестанта затекло, ноги скручивали судороги. В какой-то миг он потерял сознание, а когда очнулся, различил голоса. Он вслушивался, но не мог понять, о чем говорили эти люди. Они знали, что рядом с ними находился человек, замурованный в бетон? Могли бы вытащить, обсушить, покормить, напоить, показать врачу. Он выдержит!

Кто не владеет собой, тем владеют другие. Кажется, так говорили древние японские мудрецы.

Илья пребывал в глухой отключке, когда вертухаи вытащили его из бетонного мешка и бросили в коридоре. Майор Мамут разглядывал пленника в свете фонаря и испытывал самое настоящее злорадство. На физиономии узника сочными красками были написаны страх и тихое помешательство.

Над ним склонился лагерный врач Тихвин, призванный в армию прямиком из больницы города Черновцы. Он приподнял веко Ткача, осмотрел глаз с помощью компактного фонарика, прощупал пульс.

– Жив и помирать не думает, – последовал решительный вердикт. – Скоро очнется.

– Закопайте его, парни, – процедил Мамут.

Илья не помнил, как его волокли на задний двор административного здания, где в окружении подсобных строений находился еще один филиал «отделения психологической обработки». Он очнулся в тесном деревянном ящике. На этот раз узник лежал – ноги вместе, руки по швам.

– Покойся с миром, дорогой товарищ! – услышал Ткач глухой глумливый голос.

Первая лопата земли упала на крышку гроба и рассыпалась по ней.

Лютый страх пронзил все тело Ильи, вплоть до кончиков пальцев на ногах. Он взвился, потрясенный, и крепко треснулся лбом о деревянную крышку, до которой было не больше десяти сантиметров. Ткач мгновенно вспотел, начал активно двигать руками, ногами, но куда там.

Это был реальный гроб размером с человеческое тело. Зачем покойнику больше? Конечности Ильи упирались в грубо сколоченные доски с крупными зазорами. Видимо, снаружи ящик был обшит рубероидом, иначе Ткача сразу засыпала бы земля, которая энергично валилась на крышку.

Комментариев больше не было. «Могильщики» работали молча, и это еще сильнее усугубляло ситуацию.

Илья плавал в луже собственного пота. Звуки падающей земли становились глуше, и вскоре он вообще перестал что-либо слышать. Стало глухо как в танке, тьма царила египетская.

Узника трясло, его зубы выбивали чечетку. Он лежал под толстым слоем земли и прикладывал массу стараний, чтобы не тронуться рассудком.

Воздух в домовину поступал довольно скудно, но все же имелся. А если эти сволочи перекроют его доступ?

Теперь Илья на собственной шкуре понимал, что это такое – находиться под землей, быть заживо похороненным. Сколько сюжетов и описаний! Да, жуткая пытка!

Тело Ткача затекло. Он старался не шевелиться и зачем-то зажмурился, хотя в любом случае не мог ничего видеть.

Состояние неконтролируемой паники прошло. Илья старался дышать размеренно, через равные промежутки времени, экономно потреблять кислород. Он снова убеждал себя в том, что это не по-настоящему. Поборники демократии ломают волю арестанта, превращают его в комнатное растение. Илья должен постараться, чтобы у них не получилось.

Это временное явление. Его обязательно выкопают, как картошку, а потом начнется что-то другое. Интересно, что именно? Публичное препарирование?

Вскоре вернулись судороги, сводили пальцы на ногах. Он едва мог ими пошевелить, вздрагивал, стонал, что-то выкрикивал, непроизвольно мотал головой. Дотянуться до ног, чтобы их помассировать, было невозможно. Боль никуда не исчезала.

Илья никак не мог убедить себя в том, что все хорошо, просто замечательно. Замкнутое пространство действовало на мозг как препарат для смертельной инъекции. Мысль, что его реально похоронили, подавляла все остальные, душила вопли разума. Голова распухала от страха и безысходности. Толща земли давила на мозг. Иногда он отключался, приходил в себя и вновь испытывал пещерный ужас, граничащий с полной потерей контроля над собой.

Ткач не чувствовал течения времени. Все силы уходили на борьбу с эмоциями, с ситуацией. Воля слабела, но пока еще в мозгу шевелилась злость, загнанная в самые глубины рассудка, остатки ослиного упрямства.

Он не знал, сколько времени лежал так, заживо похороненный. Это могло быть несколько часов или суток. Холод не чувствовался, хотя под землей были вовсе не тропики. Илья плавал в беспамятстве как в растворе, меньше всего похожем на питательный. Он бредил, звал кого-то на помощь, потом начинал ругаться грязными словами, грозился всех прикончить и похоронить.