Александр Афанасьев - Братишки

В школе? Ну да, могла, конечно, задержаться. Еще один ее бзик – она не хотела уходить из школы, намеревалась работать до тех пор, пока это будет возможно…

Телефона не было – смех и грех, но тут до сих пор не телефонизировано. Я выключил свет, забрал ключи…

– Витя…

Тетя Вера, соседка напротив, открывала дверь.

– Здрасте, – машинально сказал я, думая, как повежливее отделаться от настырной старушки. Каждый раз, когда она видела нас с Натальей, она спрашивала, когда свадьба.

– Теть Вер, спешу я…

– Витя… боялась тебя не застать… Наташу «Скорая» увезла.

– То есть? – не понял я.

– «Скорая» приезжала, ее в больницу повезли…

– Что с ней?!

– Я видела… она своими ногами шла. Хорошо, что приехала, а то случись чего, «Скорую» и не дозовешься…

– Липчинская Наталья Валерьевна. Посмотрите еще раз… – я с трудом сдерживался от того, чтобы не разгромить всю убогую стойку информации местной больницы и не прибить эту толстую тетку с несходящимися полами белого халата…

– Говорю же… нет такой…

Не говоря ни слова, я направился дальше по коридору.

– Молодой человек… – пролетело сзади в спину.

Да пошла ты!

Зашел в кабинет главврача – ею оказалась пожилая женщина. Бросил на стол сотку – сто долларов.

– Липчинская Наталья Валерьевна. Должны были на «Скорой» привезти.

Надо сказать, главврач сразу сняла трубку, позвонила. Строго посмотрела на меня…

– У нас со «Скорой» за последние сутки никто не поступал…

Твою мать!

– Да не переживайте так. Может, ее в Ростов повезли. А деньги заберите…

Как вспышка в голове – Ростов. Да, Ростов. Там у меня все подвязки, и в областной тоже. Сам там лечился пару раз. Если она в Ростове…

– Спасибо!

– Деньги заберите.

Не слушая, я уже бежал по коридору. Ссыпался вниз по уродливым каменным ступеням. На бегу достал сигналку – «БМВ» приветливо моргнул фарами. Ростов… да, Ростов.

– Виталий Павлович…

Я так и не понял, откуда взялся этот хрен. Короткий, на голову ниже меня, даже больше, коренастый. Короткая стрижка. Явно не братан, но кто – непонятно. Он был у двери машины, когда я уже намеревался захлопнуть ее и рвануть на ростовскую трассу.

– Чо надо? Отвали.

– Разговор есть.

– Отвали, сказал.

Он удержал дверь, не дал закрыть, но это меня не насторожило. Голова у меня в тот момент совсем о другом думала.

– Виталий Павлович…

– Тебе чо надо? Беды ищешь?

– Вы ведь Наталью Валерьевну ищете? Липчинскую Наталью Валерьевну.

– Чего?

– Не надо ее искать. Она у нас.

Я выбрался из машины:

– Что значит – у нас?

– У нас – значит у нас. И останется у нас, пока мы не договоримся…

Я никогда не был силен в рукопашке, честно. Когда нас готовили, то часто повторяли: лучший прием в бою – это автомат Калашникова. В Афгане за редким исключением рукопашек не было вообще. В учебке на физо нас дрючили кроссами – при сорокаградусной жаре в гору и обратно. Скалолазаньем – тоже с рюкзаками. Инструктор по физо – кстати, инструктором у нас был зэк, его посадили за преподавание карате и тут же отправили в спецназ инструктором по рукопашке – этот человек понимал, что готовит «мясо». Он выделил несколько учеников и занимался с ними отдельно, я в эту группу не попал. Нам же он дал несколько связок, которые мы и отрабатывали до посинения. Как он сам сказал: лучше десять приемов, но отработанных до автоматизма, чем сто, но на теоретическом уровне.

Но все-таки я был на голову выше. И как минимум на десять кило тяжелее. Потому я так и не понял, как оказался на коленях, выхаркивая слизь на подернутый первым ледком асфальт…

А этот урод стоял передо мной и говорил… слова долетали до меня со звенящих высот, как будто это были слова Бога.

– Что же это вы, Виталий Павлович. С кулаками сразу. Мы ведь теперь друзья с вами. Лучшие. Братья почти что…

– Пошел на… – выхаркнул я с очередной порцией желчи, – брат…

Руководителем Ростовского отделения Российского союза ветеранов Афганистана был полковник Иван Александрович Разумовский. Он хорошо знал меня, так как служил в Афганистане в составе оперативной группы «Экран» – штаба, специально созданного в рамках сороковой армии для координации действий советских сил специального назначения. Ничего подобного не было в Чечне, и, возможно, поэтому мы проиграли. Разогнали, кстати, и сороковую армию после вывода – мощнейшее, обкатанное войной армейское соединение, на основе которого можно было сделать что-то вроде сил быстрого реагирования и вместе со Внутренними войсками втоптать в землю всю ту шпану, которая барагозила от Литвы и до Карабаха. Поверьте – только вякнули бы…

После вывода полковника Разумовского тихо убрали из армии – потом пришлось призывать, но было уже поздно. В девяносто пятом в Чечне уже поздно было что-то решать – напороли косяков. Потом опять из армии убрали, сунули райвоенкомом. За-ши-бись…

У военкомата я и нашел его. Пригласил в машину, он отказался, пригласил к себе в кабинет в скромном трехэтажном панельном здании. Там под стакан водки я и вывалил ему всё. Все, что случилось…

– Дона помню… – сказал полковник, грызя сухарь, – он ведь твой напарник был по побегу, верно? Побегушники…

– Верно…

Пройти на ту сторону через кишащие душманами горы и перевалы было невозможно. Абсолютно каждый пастух или крестьянин были информаторами душманов. Сойти за контрабандистов или душманов тоже было почти невозможно, там многих знали в лицо, а если не узнают – начнут задавать вопросы, проколешься на мелочи – заживо кожу снимут. Поэтому придумали легенду. Двое призывников сбежали из части. Их поймали, продали торговцу, и теперь он гонит их на родину как рабов. Или продать. Все правильно. С той стороны, в Пешаваре, сидели американские инструкторы, и за каждого «бегунка» платили вполне конкретные деньги, потому что его можно было показать по ТВ как пример того, что из Советской Армии бегут солдаты. Так что духи таких зайчиков-побегайчиков, особенно на границе, брали с собой, чтобы выгодно продать в лагерях, а вся та хрень про то, что кастрируют, обычно представляла собой пугалки замполитов. Хотя повторюсь: было по-всякому – одно дело, наткнуться на отряд Хекматьяра или Раббани, которые по ту сторону границы плотно с американцами контачат, и совсем другое – попасть в руки какого-нибудь афганского крестьянина, у которого под бомбами семья погибла. Понимаете, да, разницу…

Именно поэтому на задание отправили нас. Тридцать девять лет на двоих…

– Жив он?

Я отрицательно покачал головой:

– Погиб.

О судьбе Дона я узнал из украинских газет – заказал из Донецка газеты, вот контрабандой и привезли. В газетах напечатали обычную заметку, что милиция обложила бандита, тот открыл огонь. Погибли трое сотрудников милиции, а также известный бандит. В статье ничего не говорилось ни о жене и детях, ни о том, что бандит – награжденный воин-интернационалист, выполнявший воинский долг в Афганистане. Страны, которой мы служили, больше не было. И наша служба никого не интересовала.